Владимир Маканин - Асан

Колонна совсем замедлила ход, чтобы набрать воды, купить хлеба… Рядом с боевыми машинами тотчас появились белоголовые старики-горцы. Они торопились обойти один другого, суетились вдоль дороги, ласково крича:

– Эй, командир… Привет, дырагой… Больной солдат есть?.. Оставляй мине. Лечить-ухаживать будем!

Колонна ползла… Старики стояли, уважительно склонив голову. И держа правую руку на левой стороне груди. У сердца.

Кричали:

– Больной солдат везешь?.. Давай подлечим.

Глаза офицеров (мои глаза тоже) скользили по старикам, не останавливаясь. В общем, не замечая их. Но если взгляд задержать, вдруг можно было заметить, что руку старик не у сердца держит, а у грудного кармана… И что там у него деньги… Потертые, почти черные бумажки, возможно, даже фальшивые, о чем сам крестьянин не догадывался… Но все-таки это деньги. Он показывал деньги. Ему нужны были рабочие руки. Страда летняя! С ума сойти!.. Столько работы!

Крестьянин-чеченец не выдаст раненого боевикам. Он и, впрямь, выхаживает раненого, кормит-поит… А как только раненый малость окрепнет, придет в себя, крестьянин велит ему работать. Солдат должен отработать хлеб и уход… Починить мосток… Крышу обновить… В огороде… Работы у крестьянина полно. Он уже и не думает отпускать подлечившегося солдата.

Часто, помимо раны, солдат контужен. А деревня так высоко и глухо в горах, что контуженный солдат самостоятельно оттуда не выберется. Попытается убежать, но, поголодав сутки-двое, вернется. Контуженного можно не держать в яме. Он сам никуда не уйдет. Он, конечно, тоскует. Он работает… Пять лет… Десять лет… Всю жизнь… Ему дают немного водки в очередной здешний праздник.

Он пьет и орет старые песни. Орет на все село. Старики останавливаются послушать, и один из стариков, поцокав языком, говорит уважительно:

– Пусть.

И второй старик, почесав в макушке, соглашается:

– Пусть.

Это красивое русское слово старики узнавали и выучивали одним из первых.

Тогда новичок, я подумал с ненавистью, что вот они – самые грязные деньги этой войны. Нацеленные на покупку контуженного или раненого… Я тогда только начинал воевать.

Наша колонна шла, прибавляя ходу и сильно пыля. Старик-крестьянин, уже не таясь, тряс кучкой грязных мятых денег. П-п-пачкой, как сказал бы рядовой Евский.

Ну да, чич как чич. Его звали просто Зелимхан, без фамилии. Маленький полевой командир в округе горного селения Гузык… Никто… Просто ему выпала удача на каком-то перекрестке. Когда, только-только отоспавшись в горах, он вышел со своим отрядиком на охоту. Сцапал журналистку. Какая птичка к нему залетела!

Зелимхан и его люди толком не знали о ней и даже не слышали. Известная журналистка и правозащитница, она была просто добычей. Случайная молодая москвичка, захваченная на большой дороге . Бабец! Не удалось прихватить солярки, прихватили ее… Случай такой… Товар Зелимхана… Не знали ее напрочь, хотя у нее уже было громкое имя. Она защищала чеченцев. Она нахваливала мужество полевых командиров. Как сама она метко выразилась, она раздавала им славу !.. Всякий большой командир хотел попасть в ее репортаж. Она могла при случае апеллировать к самому Басаеву, так как дважды сделала с ним интервью, приводившие официальную Москву в бешенство.

Зелимхан, случайный ее хозяин (я скоро разузнал по наводке), отдавал захваченных на дороге людей за недорого. Пока что ее можно было обычным образом выкупить. Однако надо было поспешить. Посредники-перекупщики уже зашевелились. Журналистка известная, цена могла скакнуть.

Реальнее других для меня был перекупщик Магома, по прозвищу Азер, известный в Грозном усач, азербайджанец вполовину. Я уже работал с ним по выкупу. Сейчас важнее была вторая половина его крови, чеченская, которой он роднился с влиятельным Доку… очень дальний, а все же родственник!.. Этот Доку, авторитетный в своем районе, уже напрямую контактировал с полевым командиром Зелимханом.

Чего же лучше! Азер выйдет на Доку, а Доку на Зелимхана.

Азер-перекупщик был известен тем, что на переговорах его пистолет был всегда крепко смазан и крепко подванивал из левого кармана. Азер считал, что это запах успеха. (Обильная смазка, возможно, и впрямь действовала на подкорку и при торге дополнительно что-то внушала.) Над его пистолетом подшучивали. Не перепродает ли Азер еще и смазку?.. Кроме пленных, а? Неужели нет?!.

Азер на шутейный тон не обижался, держался красиво, уверенно. В горах это важно.

Начало хорошее. Усач-азербайджанец первым определил место, вычислил, где пленную журналистку держали спрятанной… отдаленный горный район… Гузык… Село Гузык небедное, сытое. Командир Зелимхан, захватив, мог держать добычу у себя в доме. Или, если опасность, в яме… Где-то с собой рядом.

Мы действовали в параллель. В Гузык сразу же направились люди Руслана. Четверо мужчин его тейпа. Все, конечно, вооружены… Не для войны вооружены, для поиска. Но, конечно, при случае готовые к схватке.

Я – через Азера – искал, как выкупить.

Руслан – через своих четверых – искал, как похитить, захватить силой. Желательно бескровно.

Соответственно близости к району, где царьком Зелимхан, моим осведомителям были вручены фотографии журналистки. Красивая!.. Черные смолистые волосы. Хорошие глаза… И не тощая. Кавказцы не любят тощих… Я сам дал им фотки. Чтоб без дурацких ошибок при выкупе… Вдруг услышат-увидят. Да и просто как стимул. Приятно держать красотку в нагрудном кармане. Я дал им по две-три штуки. Чтобы кому-то нужному в деле показать, пусть даже подарить. Я сразу среагировал… И это неправда, что мы с Русланом запаздывали.

Искали, но, конечно, помалкивали про ее известность, имя. Ни в коем случае. Чем тише, тем вернее. И тем дешевле… Не шуметь. Не возмущаться! Не раздувать случай в событие. Просто пленная… Просто женщина. Ну, даже если разок ее там изнасилуют. Или плохо покормят… Бывает… Война.

Вскоре Азер сообщил, что Зелимхан уже показывает ее посредникам… Мы знали в подробностях. Она была плохо одета, грязна. Ее прекрасные густые темные волосы казались ведьминым украшением. У нее почему-то болела губа… Она держала рот полуоткрытым. Чтобы зажило быстрее… Получалось, она скалила зубы. От прохлады погреба ее постоянно трясло. Зелимхан спускался к ней в полуподвальную скрытую комнатушку. На две-три ступеньки спускался, чтоб глянуть только… посмотреть мельком… и показать ее посреднику… После Зелимхана по лестнице спускался глянуть посредник-торгаш. Тоже на две-три ступеньки.

Полевой командир, как водится, ожидал покупателя поинтересней, побогаче. Но, возможно, у Зелимхана, как он ни прост, тоже было предчувствие быстро растущей цены. Нельзя недооценивать ничью интуицию. Возможно, Зелимхан почитывал газеты… Хотя бы иногда, наскоро доставая завтрак. Разворачивая из обрывка газеты обычную еду горца – сыр и лепешку.