Андрей Константинов - Не гламур. Страсти по Маргарите

– Розова, ты спьяну совсем поляну не сечешь. Они уверены, что мы лесбиянки и жаждут увидеть «живую» порнушку.

Катька прыснула. Вслед за ней засмеялась и я.

– Это ж надо, – говорила Катя, – вот умора. Клюева, ты представляешь?

– Я представляю, но что делать-то будем?

– А давай выпьем, – предложила Катя.

– Вот это по-нашему, как говорит Саня, – снова развеселилась я.

Мы выпили еще по полстакана.

– Тебе это помогает? – спросила Катя.

– Не знаю. Кажется, да, – ответила я, прислушиваясь к постепенно зарождающемуся в голове легкому шуму.

– А мне нет. Оленька, я боюсь.

– Подожи, – я порылась в своей сумочке и достала неначатую упаковку психопанизола. – Вот, возьми, съешь две таблетки.

– Что это?

– Это такой антидепрессант. Я его раньше в больнице для мамы доставала. Она его принимает от бессонницы. Очень сильный препарат. Если съесть много, то может наступить такая отключка, что на следующий день вообще ничего помнить не будешь.

– Так давай съедим всю пачку напополам. Чтобы наутро ничего не помнить.

– Да ты что? Сердце же может не выдержать!

– Ну и пусть не выдерживает. Еще и лучше.

– Нет, Катюш, нельзя. К тому же я не уверена, что даже эти таблетки помогут нам забыть такую ночь.

– Это уж точно, – грустно согласилась Катя. – Ну, давай хотя бы две… Стой, ты куда?

– Я сейчас приду. Мне надо в туалет.

– Оленька, не оставляй меня одну, пожалуйста, – жалобно запричитала Катя.

– Катюш, я на одну только минуточку. Мне еще в машине очень хотелось.

В туалет я отправилась вовсе не за этим. Мне вдруг пришла в голову мысль, что мы можем попробовать забаррикадироваться в нем и ждать, пока не подоспеет помощь. Однако я сразу убедилась, что это полнейшая утопия – шпингалет на двери отсутствовал как класс, да сама дверь была столь хлипкой, что амбалоподобному Сане не составило бы большого труда сорвать ее с петель.

Я вернулась в комнату, и одновременно со мной в ней возник Марат.

– Ну? – грозно спросил он. – И долго вы намерены тянуть резину? Или я неясно объяснил?

Держа в руках початую бутылку коньяка, Марат приподнимался на носки, потом опускался на пятки и снова вперед-назад.

– Что молчите, али языки проглотили? – с издевкой осведомился Марат. – Покажите нам свое умение. Саня, помоги девушкам раздеться, а впрочем, нет – пусть лучше сами.

Услужливый охранник ринулся было исполнять поручение, но, повинуясь жесту шефа, уселся рядом с ним на диван. Закинув ноги на стол, они приготовились к представлению. Тишину в комнате нарушало только тиканье часов, маятник-хвост отсчитывал время.

Наше положение было отчаянным. Смешно было надеяться на то, что мы сможем справиться с двумя здоровенными, разогретыми винными парами мужиками. И тут Катя решила вызвать огонь на себя.

– Кина не будет, – тихо, но отчетливо произнесла она. – Мы не лесбиянки.

– Смотри-ка, у птички с косичкой и голосок прорезался, – весело сказал Марат. – Ну, раз с вашей сексуальной ориентацией все в порядке, будем действовать по заранее намеченному плану. Надеюсь, вы помните о том, что сами согласились поехать с нами? Будем считать, что вы нам понравились. Правда, Саня?

Охранник с готовностью заржал.

– Не беспокойтесь, в накладе не останетесь, бабы на нас еще не жаловались, – продолжал Марат. – А если проявите изобретательность, так мы вам еще и заплатим. По сто баксов хватит? Несовершеннолетней могу накинуть полтинник.

Он откровенно глумился над нами. Как кошка играет со своей добычей, то выпуская, то пряча когти, так Марат дразнил нас. Я оглянулась на Катю – та очень и очень медленно, но все-таки начала расстегивать пуговицы на блузке. В эту секунду она была похожа на зомби, который не может не подчиниться голосу своего хозяина. «Наверное, на нее уже подействовали таблетки и ей теперь все безразлично…» – решила я. Однако делать было нечего – не отдуваться же Катюше за нас обеих. И я, еще медленнее, чем она, начала стягивать с себя футболку. Большего унижения мне не приходилось испытывать никогда в жизни.

– Бельишко-то так себе, сразу видно, что куплено не в «Дикой орхидее», – продолжал юродствовать Марат, бесстыдно разглядывая нас. – Видать, у вашего журнала дела и правда обстоят не лучшим образом. Так ведь чем людей грабить, могли бы найти другой способ зарабатывать деньги. Мы же вам предлагали, правда, Саня? Подключили бы к этому делу свою атаманшу – она баба ладная – глядишь, месяца через два и появились бы у вас эти самые пятнадцать тысяч.

Мы слушали эту отповедь молча. Было нестерпимо стыдно. Несмотря на жару в комнате, мои зубы выбивали отчетливую дробь.

– Да что с ними долго разговаривать, – сказал охранник, который уже давно с вожделением смотрел на Катю.

– Погоди, Саня, – остановил его Марат. – Это всегда успеется. Пусть сначала потанцуют.

Он нажал кнопку магнитофона. «Девушка Прасковья из Подмосковья…» – запричитали «Уматурман». Я невольно вздрогнула, услышав любимую песню своего сына. Егорка умел уморительно кривляться под нее. А еще я вдруг подумала, что Ника в этой ситуации наверняка оказалась бы на высоте. Уж она бы смогла исполнить стриптиз перед этими уродами.

– Двигаться, двигаться, – прикрикивал Саня. – Давайте топлес.

Все это напоминало мне кастинг, но в каком-то гипертрофированном, гадком виде. Вот она – расплата за Маргариту, мелькнуло у меня в голове. Чем не бал Сатаны, уж Марат-то точно ощущает себя по меньшей мере Воландом. Я посмотрела на Катьку и поняла, что она через минуту грохнется в обморок. Это стало последней каплей – я не выдержала и взорвалась. Как говорит в таких случах моя мама, «Остапа понесло»:

– Послушайте, вы! Перестаньте над нами издеваться… Вы привезли нас сюда трахать – так трахайте. Но только перед этим запомните… Ты, – я ткнула пальцем в ошалевшего Саню, – особенно ты, чурка недоделанная: не только на вашем паршивом Кавказе существует обычай кровной мести. У меня есть сын. И пусть он пока еще совсем маленький – я подожду. Тем более что месть – это блюдо, которое следует подавать холодным. А когда он вырастет, то найдет вас и убьет. Обоих. Если только к тому времени на ваших стрелках и разборках вас не пристрелят такие же подонки, как и вы сами. Понятно?

В лице Марата что-то дрогнуло. Он посмотрел на меня с некоторым удивлением и, как мне показалось, даже с некоторым… уважением, что ли. Марат поднялся с дивана, молча подошел ко мне. Иходящий от него сладкий аромат парфюма, смешанный с винными парами, не был противным… Андрей никогда не пользовался туалетной водой, от него всегда пахло больницей, но этот запах был таким родным. Я подумала об Андрее, и хмель мигом вылетел из моей головы.

– И с каких это пор у несовершеннолетних имеются сыновья?