Автор неизвестен - Азюль

Мимо проносились десятки легковушек. Иногда водитель пожалеет стоявших на холоде и остановит, подбросит до деревни. Мы тоже пристроиллись к искателям удачи.

— Прохладно! — поежился я. Стоявший на дворе декабрь напоминал о себе, хоть было и гораздо теплее, чем в России, а снега, вообще, не было.

Другие тоже ежились, но продолжали ждать. Уже несколько человек уехали, а группа толпившихся в стороне пакистанцев не выдержала и ушла, сдав позиции. Остались мы, еще два негра и турки. Я, Юра и Леня усердно махали руками и кулаками пред и вслед уходящим машинам, но результата это не приносило, те не реагировали. Наконец, очередной Опель, точнее его хозяин, начал сбавлять скорость. Юра бросился, что-то возбужденно показывая ему, но тот деликатно объехал нас, словно не замечая, и притормозил у двух негров.

— Вот сволочи! — злобно выругался Юра требовательным голосом, всем телом показывая, что его гордость только что ущемлена поганой немецкой машиной и ее водителем. — Они всегда неграм останавливают! Немцы, вообще, негров любят! — он сплюнул, давая понять, что он думает о немцах и о неграх тоже. — Как можно любить негров? Они черные и тупые, как бараны! Вытаращат глаза и смотрят. Ух! Неневижу негров!

— А мне на негров по фигу, — Леня зевнул.

— Ну и дурак.

— Ты, Юра, неправ, — я стал успокаивать его. Негры — они хорошие. И, вообще, я люблю негров, когда они в Африке, а я здесь.

— А! Нельзя любить негров и немцев тоже! Немцы неграм даже паспорта быстрее дают.

— А тебе чего, ты что паспорт уже хочешь? (Вчера он уверял всех, что ему паспорт ни на кой не нужен.)

— Да я тут подумал. Мне кажется, что нужно здесь оставаться!

Рядом с нами резко тормознул двухдверный Гольф. Мы бросились к нему раньше турок и победно улыбаясь, залезли вовнутрь.

Среднего возраста водитель скривил взгляд и спросил почему-то весело:

— Югославишь?

— Ноу! Руссишь! — честно признались мы, не задумываясь о возможных последствиях.

— Аха! Руссланд! Откуда? — это мы уже догадались.

— Москва. Товарищи из Латвии.

— Да! Твой друг — настоящий латыш, — заявил он, указывая на Юру. — Я латышей тоже люблю, и русские тоже хорошие, — английский, на котором он пытался все это воспроизводить, был столь же плох, сколь и мой немецкий, потому воспринимался достаточно хорошо. — Сколько времени вы в Германии?

— Месяц с небольшим.

— Хорошо тут? — лукаво подзадел он нас.

— Да, очень! Отчего ж нет. Германия — красивая страна.

— Хотите здесь остаться?

— Конечно хотим!

— Хорошо! — в нем звенела почти готовность поделиться своим пасортом. — Азюлянты — хорошо! Я люблю азюлянтов.

— Твоими бы устами да мед пить, — добавил я по-русски.

Он высадил нас у стоявшей при въезде в деревне автозаправки, и мы медленно пошли по главной улице.

— Немец сказал, что ты — типичный латыш, Юра! — всегда приятно сказать человеку что-то, что его порадует.

— Ну и идиот!

— Почему? Он тебе добра желал…

— Они все, гансы — идиоты! — сообщил он. И, решив, что дальше пояснять свои умозаключения не надо, замолчал.

Мы искали магазин и по пути рассматривали деревню. Она оказалась не малой. Некоторые дома выглядели богатыми, что вызвало справедливое восхищения у меня с Леней и зависть у Юры.

— Здесь немцы только живут, — пояснил «генерал», оскалившись по-волчьи на эти сверкающие благосостоянием терема. Он играл роль ходячей испорченной энциклопедии, которой никто не интересуется. — Работают они все во Франкфурте. Немцы все богатые и все идиоты.

— Я согласен быть богатым идиотом, если меня здесь оставят! примирительно проговорил я.

— Нет! — Юра запетушился. — Я даже за паспорт не соглашусь быть идиотом!

— А чего тебе соглашаться, ты и так идиот, только без паспорта и без денег! — Леня глупо заржал.

— Ты дурак! Немцы все равно идиоты!

С последним высказыванием никто спорить не стал, ибо оно было аксиомой у этого «ученого» человека, а сотрясать воздух бесполезными убеждениями никто не хотел. Проще убедить стенку.

Минут через пять дорога привела к местной центальной площади. В любом провинциальном городке в таком месте концентрируется вся культурная жизнь в виде магистрата, полиции и магазинов. Здешнее общество, планируя свое село, не стало «изобретать велосипед». Ближайший супермаркет созывал покупателей ярко-зеленой вывеской «Тенгельман», бургомистр и полиция расположились тут же.

— Сюда заходить не нужно, — авторитетно заявил Юра. — Здесь дорогой. Там чуть дальше есть «АЛДИ». Тот лучше и дешевле.

Ну, «АЛДИ», так «АЛДИ»! Весь путь моему сознанию представлялся маленький ужин на троих из свинины с салатом, картошкой, разной колбасой. Нужно как-то пытаться выходить из тяжелого положения с питанием. В супере удалось к счастью найти пару-тройку видов продуктов, которые должны помочь моей семье бороться с голодом в лагере. Я долго набирал коляску, потом не удовлетворился и перешел в другой магазин…

Аппетит медленно, но верно разыгрывался. Несмотря на недавно съеденный обед, сытость не обуревала ни желудок, ни включала покупочные тормоза. Впрочем, наполнить мой пищеварительный тракт не по плечу многим, и немецкому правительству в особенности.

Посещать на несытый или, тем более, на голодный желудок немецкий супермаркет, в момент, когда карман греет порядочная сумма, совсем недальновидно, и задача вовсе не по мне. Хочется съесть все, и начинаешь набивать продуктовую коляску, будто на пороге стоит грядущая блокада. Юра и Леня, составляя почетный эскорт, торжественно сопровождали меня. Они подходили к полкам, рассматривали, пускали слюни и клали товары назад.

— Это хорошее! — пояснял Юра, оказавшийся, как и следовало ожидать еще и экспертом в торговле продтоварами. В его глазах горел голод неделю не евшего волка. — Вот, вот — это хорошая ветчина. Угу! Я знаю точно.

В его руках вертелась большая банка.

Пристальный взгляд на нее помог понять, что и вправду не помешает полакомиться консервой. Потом дружно подошли к винному ряду. Большая полка занимала всю стену и уходила в далекую перспективу, плотно уставленную бутылками. В четком порядке от крепкого к более слабому, гнездилось всякие виски, водки, за ними ликеры, вина. Этикетки и наклейки пестрели гаммой красок. От них рябило в глазах и возмущало податливые мозги. Пестрели и цены.

— Вот! — Юра вытащил бутылку яичного ликера и демонстративно показал мне. — Вот таких «Адвокатов» в Голландии я много пил.

В его голосе звучало безразличие, но все же он чуть-чуть дрожал, выдавая Юрино беспокойство, что прозрачные намеки до меня не дойдут. Я подумал, что, мол, ладно, так и быть. Может и нужно, как новенькому, что-то поставить. Впрочем, это — лишь отговорки для самого себя и, главное, для Кати.