Китлинский - Клан – моё государство 4

– Неизвестный на фото посещал его офис в сентябре 1993 года. "Баррикада" вела за институтом Скоблева наблюдение, фиксировала лица входящих. Потом они отошли от властных дел и перестали сбрасывать данные в общий котёл аналитического центра. При встрече с их человеком я просил дать хоть что-то об этом эпизоде, но их представитель клятвенно заверил, что с декабря 1993 года "глаза" у здания Скоблева сняли. Я им верю и не верю. Сейчас "Баррикада" сильно выросла до серьёзных масштабов, и стала, пожалуй, крупнейшей организованной структурой в стране. Институт Скоблева за эти годы не увеличился в численном составе, при том, что оброс колледжем, учебным центром и банком. Но банк с уставным капиталом иностранного происхождения. У него за все эти годы никто не был с проверками. Существуют тихо. Такая скрытность и не навязчивость говорит о значительных успехах,- Пороховщиков посмотрел Михаилу в глаза.- Как тебе такие данные?

– Хорошие. Вот в 1991 году он меня и звал для организации полной системы безопасности банка и сотрудников. Это, сказал он мне, иностранцы, я их на свою территорию пустил, деньги, мол, нужны, но они не знают специфики нашей страны. Приходи, брось жить иллюзиями, надеждами, которые не осуществятся. Работа, мол, по твоему профилю.

– А он принадлежность банка не называл?- поинтересовался Пороховщиков.

– Не то швейцарцы, не то лихтенштейнцы. Я не вникал,- Михаил хмыкнул.- Когда мы по кредитным кодам искали капитал, при сборе нам попались владельцы карточек выданных их банком. Сотни три. И мой компьютерщик к ним в "гости" попасть не смог, а ходил он в пять сотен контор в сотне стран и кругом пролез, но к ним – кукиш. Я с ним по этому поводу беседовал. Он мне сказал, что у них либо "протектор" – это собственной разработки электронный сторож, либо в охране сидит искусственный интеллект, что мало вероятно, так как в мире его ещё не собрали.

В бункере погас свет и секунды через две включился.

– Девки мои зовут,- определил Михаил.- Так может мне сходить в гости к Анатолию Давыдовичу?

– Даже не знаю,- честно ответил Пороховщиков.

– Пусть посетит,- Янов сделал характерный жест рукой,- чем он рискует? Пришёл в поисках места работы.

– Это я могу. Складик, на котором я подъедался, новая власть ликвидировала. Подозрений на мой счёт у него быть не может. Зайду, вроде как мимоходом. У них никого часом не арестовывали?

– А кто знает, кто у него работает и чем они все там занимаются? На этот счёт никто не обращался. Ладно, идёмте, а то женщин лучше не гневить, заставляя ждать по пустякам,- произносит Пороховщиков и они покидают подвал.

Неожиданно в гости к Ельцину приехал Иван Рыбкин. Его арестовали сразу после выборов и выпустили до суда в конце сентября. Ельцин сдал госдачу и перебрался на квартиру в Москве. Сам ходил в магазин за продуктами, от личной охраны отказался. Иногда продукты привозила вторая дочка, взвалившая на себя детей Татьяны и ещё их с супругой стариковские заботы. Она собирала посылки в тюрьму и несколько раз Ельцину пришлось их возить, дочь приболела, где выстоял длинную очередь, в которой открытым текстом выслушал всё в свой адрес. Тогда среди посылок была предназначенная Ивану Рыбкину. Он спросил об этом у дочери и она ответила, что посылает всем арестованным, кто бывал у них дома. Делала она это в меру сил и наличия денег. Ельцин передал ей остатки своих сбережений и также просил её продать какие-то вещи из своей коллекции.

– Спасибо за поддержку, Борис Николаевич!- сказал Иван Рыбкин вместо приветствия, полуобнявшись с Ельциным.- Хотел прийти раньше, но так вымотался, что не было сил. Пять дней отсыпался дома. Не мог там спать. Народа много, в камере не протолкнуться, спали урывками по очереди в несколько смен, духота, грязь. Последний месяц, правда, разгрузили до норм, большую часть перевели в новый подмосковный СИЗО, который оперативно построили, но всех крупных оставили тут, в Лефортово.

– Рад тебя видеть. Проходи. Сейчас чай организую. Или ты примешь покрепче?

– Я принёс с собой коньяк из старой коллекции,- Рыбкин достал из кейса фирменную бутылку.- Вам пятьдесят грамм не повредит?

– С тобой выпью. Пошли на кухню. Я сегодня сам. Жена у дочери. Они там цыганским табором обитают.

– Как вы тут? Тяжело?- Рыбкин ставит бутылку на стол.- Привет вам от Примакова, мы с ним были в одной камере, его обещали на днях выпустить как и меня, до суда.

– Я думал, что они вас продержат чёрт знает сколько.

– И мы на лучшее не надеялись, но они подобрали прыткие кадры. Лихо справляются.

– Что тебе поставили в вину?

– Три статьи и по всем косвенно. Следователь мне сказал прямо, что, возможно, суд предъявленных обвинений не признает. Адвокат ничего не обещал, сказал только, что шанс есть получить пять лет с отсрочкой исполнения. Ну да хрен с ними с этими статьями. Как ваше здоровье?

– Ты знаешь, в норме. После первого вызова в прокуратуру случился небольшой казус с сердцем, но до инфаркта дело не дошло. И больше из-за истерики моей половины. А ко мне, ты не поверишь, приходил Горбачев.

– Меня этим не удивишь. Лет пять назад я бы такому факту не поверил, но многое изменилось, а тогдашние события мне кажутся теперь возней.

– Я тоже так считаю,- соглашается Ельцин.- Наливай, я сейчас, вот открою шпроты. А!! Совсем забыл. В холодильнике есть лимон, порежь. Вон тем ножом, он самый острый,- когда выпили, Ельцин продолжил:- Переиграли мы сами себя, а народ нам за это дал под дых. Что не говори, но ошибок за нами много. Мы это с Горбачёвым обсуждали и пришли к выводу, что назначали на ответственные посты не тех людей, мало того, ещё и передоверяли им лично.

– А как иначе? Борис Николаевич!! У людей же нет опыта, точнее не было. Учреждений для обучения не удосужились создать, проверок не производили, как полагается. Кто чем дышит не знали, а когда всплывало – закрывали глаза. Вы же знаете, как партия растила кадры для управления страной, а молодые такой школы не прошли. Отсюда наши ошибки.

– Ты прав! Что теперь кориться. Что имеем, то и имеем.

– Борис Николаевич! А вас по поводу чего вызывали в прокуратуру?

– Вопросы задавали о событиях апрельского пленума ЦК в 1985 году, но сейчас уже добрались до 1991 года. Два дня в неделю там бываю. В среду и пятницу. Вот там я с Горбачевым и столкнулся в коридоре. У нас один следователь. Пока мне конкретно ничего не предъявляли, но следователь дал мне понять, что всему своё время.

– А Горбачёв?

– Его по тому же кругу вопросов. Была у него подписка о невыезде, но месяц назад её сняли. Он поехал в Германию лекции читать. На двенадцать дней.

– С вас подписку взяли?

– Нет. Предупредили, что если куда-то я соберусь ехать, чтобы уведомил. Меня в камере не хаяли?