Китлинский - Клан – моё государство.

– А залётчики чьи тогда?

– Нить, если потянуть, высоко пойдёт, очень высоко. А там, чем выше, тем жестче борьба. Если хозяин большой и в "системке" не состоит, так только, косвенно – будет стараться не дать ей нас открыть.

– Что так?

– Свои сожрут. Этих дел нигде не прощают. Удавят. Но тихо. Автокатастрофа или сердце. Способов много. Он же на народное позарился, сделал это втайне. Хоть и сам в какой-то мере власть. Секёшь?

– А если маленький?

– Ничтожность на такое не замахнётся без согласия властителя могущественного, пусть и молчаливого. Золото – всегда товар. Партия ведь тянет, помимо плана, втихаря. Сдают в нейтральных странах в банки, и не на поддержку братских компартий мира, этих наш бюджет содержит, партия на себя копит, вернее, её бонзы на себя стараются накопить. "Системка" эти операции реализует только лишь на последней стадии, внешней. Внутри им зачем торчать? Ты посмотри, как всё устроено. Никто не знает, где сколько добывается. Чем выше секретность, тем больше возможности брать бесконтрольно.

– Что, золото только?

– Металл. Камни драгоценные. Нефть, газ. Лес. Оружие, опять же. Но это отдельный разговор.

– Много наши в году этом подняли?

– Три.

– Тонны?

– Да. Кузьма на твоём тонну добыл. Никита у себя полтонны. Ещё полторы выгребли везде помаленьку. Самый лучший год выпал.

– Кузьма мало взял. Хуже пошло?

– Штольню заложил только весной. Матвеич писал, что металл отличный, их там шестеро всего. И у Михаила шестеро. Он на своём двести добыл.

– Ясно.

– Как ты?- отец посмотрел в глаза.

– Тяжко, батя, но терпимо,- признался Сашка.

– Умнее будешь в другой раз.

– Сам виноват, сам расхлебаюсь.

– Никто подсоблять и не берётся. Со школой что делать будешь?

– Она мне нужна?

– Речь ясная, нет. Коль толком сам готовишься. Зимой что делал?

– Всё понемногу,- стал Сашка перечислять.- Языки, математику, физику, химию, биологию, горное дело, ботанику, географию, по философии книги читал, ещё Кана расшифровывал.

– Эти книги береги. Им цены нет. Слышал я про них, но не видел. Сказывали, что в них то, что мир перевернуть может кверху дном. Хоть я и не верю в это. Кан – мужик был тайный во всём, там, за кордоном, информации о нём меньше, чем у нас тут. Кто он, откуда взялся – никто не ведает. Раз он тебе передал – храни и ни с кем не делись, даже со мной. Если бы можно было, он бы поделился, раз не сделал он этого, то и тебе не след. Это твоё, личное, теперь.

– Бать, знаю, что он сам пришёл, без какой бы то ни было сопроводиловки, без рекомендаций. Правда?

– Да. Он в год смерти Сталина объявился. Кордон наш не шибко великий был. Вышел прямо на разработку, минуя посты. Собаки даже не учуяли. Народ горячий был, за стволы похватались. Он свой ТТ достал и положил на землю. Смотрит. Пистолет этот, кстати, непростой, он у тебя теперь, разбери и приглядись. Вот стоит и говорит, что, мол, со старшим самым поговорить хочу. Бурхала с ним гутарил долго. Потом Ло на разработку подошёл. О чём говорили, не знаю, но они его и вводили в "семью". Но в совет его с правом голоса приняли только за пять лет до смерти.

– Не доверяли?

– Долго, причём. Он ведь почти полную данность о нас принёс. А откуда взял – умолчал. Как верить?

– Обижался?

– Что не доверяли – нет,- отец большой щепкой подкидывал мелкие. – Его вообще пробить чем-то было невозможно. Монолит. Что бы ни было, всегда одно лицо, маска. Ничего не выражает. Как мертвец. По первости даже пугались, потом уже обвыкли. А дети, несмотря на рожу такую, тянулись к нему безбоязненно. Ты с Лёхой о нём потолкуй, он сызмальства возле него крутился. Такой же стал, как и Кан, домой из тайги калачом не заманишь.

– Лёха расскажет, как же. Из него слова не вытянешь. Я его летом пытал, встретились случайно. Он мне сказал, как отрезал, что всё, мол, у тебя, читай и меркуй. И баста.

– Не жирно. Может, он оттого, что не ему Кан оставил. Время сгладит. Ты только не спеши. Читать их не спеши, и искать о нём что-то не торопись. Время откроет всё, все тайны.

– Только Лёха не в обиде. Я говорит, братуха, читал их, книги эти, Кан код давал. Кое-что понял, кое-что нет. Не моё это.

– Так верно сказал. Ему по тайге бродить всласть, а остальное не его.

– Бать, что он в стрелковой разведке торчит? Ни роста, ни цели.

– Предлагали. И не единожды. Отказывается,- отец пожал плечами.

– Отчего?

– Его и спроси. Сам себе на уме. Может, ответственности не хочет брать на себя. По принятию решений. Ведь исполнять проще, чем принимать.

– Так для чего же он шесть лет потел в школе. Отличия получал высочайшие за свои успехи. И на тебе?

– Как его убедить? Взрослый человек, имеет право сам за себя решать. Одно время пытались его урезонить, но бестолку. Кан с ним беседовал, Проня не раз, я опять же. Но не вышло. А неволить никто не может.

– Как Верка с ним справляется?- вздохнул Сашка, он имел в виду жену брата.

– Она его видит?- отец раздосадовано метнул щепку в сторону топки.- Как пятерых сделал? Когда? Ума не приложу. Но вот внуки ладные.

– Говорят, что Ванька – копия я в детстве. Так или нет?

– Тебе ещё самому из детства ползти и ползти, не далеко ушёл. Но сходство поразительное. Мать, как увидит, слёзы на глазах. Она тебя ох тяжело рожала, не молодка уж, намучилась. Однако, он проворней тебя идёт, бестия. Диву даюсь, какой ты ко всему хватко справный не по годам, а он вообще вурдалак ещё тот, всё подряд сглатывает, кашалот. Против дома в ручье мыть зачал, проходнушечку сам сладил, грузит с косогорчика, тачку катает малехонькую. Участковый к Павлу бегом: так и так. Идут. Павел ему: "Племяш Иван, что делаешь?" "Мою,- отвечает,- дядя Паша". Тот ему: "Нельзя. Закон не велит". Ну и шестилеток, старатель сопливый, ему отвечает: "Да знаю я закон, что ты пристаёшь. Если бы мне шестнадцать было. А так – в попку меня поцелуй. Заберёшь струмент, новый слажу".

Отец зашёлся смехом, слёзы выступили на глазах.

– Так и сказал?- тоже хохоча, спросил Сашка.

– Себя помнишь ли? – не отвечая, задал отец вопрос.

– Как лотошничал?

– Помнишь, вижу. Так ты лотком, а этот бутарку слепил. Вот тебе и прогресс.

– Бать. Правда, что ль?- Сашке не верилось.- Про попку.

– Ещё бы нет. Лёху с тайги вызывали. Еле-еле уговорили. Слово дали на тот год взять в промыв.

– Точно говорят, устами ребёнка гласит истина.

– Это ты к чему?- не понял его отец.

– Да меня всё подмывает Павлу тоже самое сказать, чтобы он не был таким занудным,- Сашка улыбнулся,- да не решаюсь. Брат ведь всё-таки. Ну, а племяшу можно, с него, как с гуся.

– В Павле, может быть, вся желчь, что вам предназначалась, место себе нашла, а вы теперь его безвинно поддразниваете,- укорил отец.

– Может. Ладно, бать, не будем об этом. Как ты?