Юрий Нагибин - Музыканты

* У нас - «Сильва».

И вот лед тронулся, хотя и с меньшим шумом, чем на Балатоне: один за другим шиофокские коммерсанты писали на бумажках какие-то цифры и передавали Кальману, чье округлое, добродушное лицо расцветало от удовольствия. Наконец, стукнув кулаком по столу, он воскликнул:

- С такими деньгами мы превратим Шиофок в новую Ниццу!

- Да, Кальман - это голова из чистого золота! - подхватил дородный усач.

- Высшей пробы! - поддержал заезжий негоциант.

То был звездный час папы Кальмана…

- Надо отметить начало новой эры Шиофока! - прозвучало предложение.

И было принято с энтузиазмом.

Компания отправилась по тихим, пустынным улицам в единственное ночное заведение - бедный мужской рай, чей слабый свет не потухал рачительностью тетушки Жужи.

Хотя час был непоздний, в заведении находились всего два посетителя: дантист, возможно призванный в помощь «ночной жизни», и железнодорожный служащий, отупевший от гудящей тишины рельсов. Появление «большого света» оживило мертвое царство и дремлющую за стойкой бара увядшую рыжеватую блондинку, мадам Жужу. Зажглись огни, захлопали пробки шипучих вин, поспешно взбодрила перед зеркалом останки былой красоты хозяйка и кинулась занимать знатных гостей; и вот уже появились нераспечатанные колоды карт, освобождались столы для жарких баталий, извлекались из тайников: задних карманов брюк, из широких поясов, из набрюшников, даже из сапог - заначенные от жен плоские пачки денег. Запенилось вино в бокалах, зазвучали тосты за процветание жемчужины Европы - Шиофока, за здоровье Кальмана, и вот как из-под земли возник горбоносый, лезвиеликий цыган с неизменной скрипочкой, и звуки чардаша подняли патриотическое чувство до степени экстаза. Лишь иноземец, верный своей малой заботе, настаивал на появлении «ночной жизни».

- Объясните ему, - попросила мадам Жужа, - что у нее лезет зуб. И чего он беспокоится? Коль на то пошло, у меня давно прорезались зубки.

Но настырный иностранец, оглядев мадам Жужу, с полного лица которой пудра осыпалась, как штукатурка со стен старой сельской церкви, потребовал, чтобы ему показали больную.

В конце концов из двери, ведущей в кухню, выглянула одутловатая физиономия с подвязанной шерстяной тряпицей щекой. «Ночная жизнь» Шиофока выглядела крайне непрезентабельно, но опытный глаз приезжего проглянул скрытую прелесть Манечки.

- Тут есть дантист, - вспомнил он. - Ну-ка, любезнейший, покажите свое искусство.

Манечка замотала головой.

- Не дам рвать зуб мудрости. Я хочу умной стать.

- Марица! - строго сказала хозяйка. - Самое умное, что ты можешь сделать, это хорошо развлечь нашего гостя. А для этого зуб мудрости не обязателен.

Дантист раскрыл свой чемоданчик со страшными инструментами, и рыдающую Манечку увели на кухню для операции.

А цыганская скрипка, чуждая житейской пошлости, томилась о небе…

…Рано утром зерноторговец и зиждитель славы Шиофока нетвердой походкой возвращался домой. Его встретили звуки скрипки - играл постоялец, профессор Лидль, - и багровое от гнева лицо жены.

- Доброе утро, женушка! - воскликнул глава семьи. - Похоже, я сделал лучшее дело своей жизни.

- Сомневаюсь, - сказала жена, глядя на его опухшее лицо.

- Поверь мне, душа моя. Мы заложили фундамент нового Шиофока.

- Если это фундамент, - покачала головой мадам Кальман, - то хороша же будет вся постройка.

Ее муж сделал вид, будто не понял намека.

- А где Вениамин нашей семьи, радость моих слабеющих очей, мой Имрушка? - переведя этим патетическим восклицанием разговор на другую тему, спросил он со слезой умиления.

- Заперт в чулане, - спокойно отозвалась мадам Кальман, в числе многих добродетелей которой не последнее место занимала отходчивость.

- Что он опять натворил? - грозно спросил строгий родитель.

- Профессор Лидль пожаловался на него. Он хулиганит под окнами, когда тот занимается.

- Н-нет, - чуть подумав, сказал Кальман. - Тут что-то не то.

Преступника извлекли из чулана, где он, по некоторым признакам, утешался вишневым вареньем, и за руку отвели пред грозные очи профессора Лидля.

- Извините, глубокоуважаемый профессор, - сказал папа Кальман, - чем проштрафился наш парнишка?

- Он мне мешает работать! - гневно раздувая усы, ответил Лидль. - Только я начинаю играть, он тут как тут. Заглядывает в окна, корчит рожи. Скверный мальчишка!.. Я откажусь от комнаты, если это повторится.

- Это не повторится, господин профессор, - заверил папа Кальман, который после всех жертв во имя Шиофока не хотел лишаться выгодного жильца. - Но он не хулиган. Когда его сестра училась музыке, он часами просиживал под роялем. Он буквально помешан на музыке.

- Помешан на музыке?.. - фыркнул профессор. - А ну, что я играл?

- Вторую рапсодию Листа, - сразу ответил мальчик. - Переложение для скрипки.

- Гм!.. Угадал… А ты можешь ее напеть?

И полный, несколько флегматичный мальчик без всякого смущения с абсолютной точностью стал напевать труднейшее произведение Ференца Листа.

- Вы издеваетесь надо мной! - вдруг вскричал Лидль. - Этот маленький мошенник получил музыкальное образование!

- Да, - Имре лукаво глянул на профессора, - под роялем.

- Невероятно! - почему-то сразу поверил Лидль. - Мальчика необходимо учить музыке. У него абсолютный слух и превосходная музыкальная память. Он будет вторым Эрккелем, - добавил, усмехнувшись, Лидль.

- Господь с вами! - испугался папа Кальман. - У нас совсем другие планы. Кем ты хочешь стать, Имрушка?

- Государственным прокурором! - выпятив грудь и надув губы, бойко ответил мальчик, едва ли понимавший, что это значит.

- Вон что-о! - разочарованно протянул Лидль и снова рассвирепел: - Тогда - пошел вон!.. Прокуроры меня не интересуют!..

Семья Кальманов ретировалась из комнаты жильца.

- Ты с честью вышел из положения, - похвалил сына Кальман и вытащил из кармана горсть мелочи.

Сын с жадным интересом следил за рукой отца. Но тот успел подавить порыв неразумной расточительности - монеты посыпались назад в карман, остался один грошик.

- Держи! - важно сказал папа Кальман. - Не транжирь, лучше брось в копилку. К совершеннолетию у тебя скопится…

- Два гроша, - договорил сын…

…Минуло время, и все, о чем мечтал папа Кальман, обрело весомость яви: дома и виллы, отели и рестораны, летний театр и концертный зал, барочные здания бассейнов, великолепный парк, где гарцевали всадники и всадницы. Шиофок стал модным курортом. Его бескрайние пляжи были усеяны полосатыми телами - будто зебры пришли на водопой, но то вовсе не зебры, а дамы в наимоднейших поперечно-полосатых купальных костюмах. Закрывая максимальную площадь тела, костюмы начинались штанишками чуть повыше колен и почти достигали горла. Тем не менее этот туалет казался на редкость соблазнительным представителям сильного пола, окружавшим зебровидных дам. Купальщики нежились под солнцем, плескались в воде, ныряли, плавали; по голубой глади скользили яхты под разноцветными парусами, дымили катера…