Светлана Борминская - Куплю свадебное платье

Илью Леонидовича за выступом мусоропровода она не заметила и побежала вниз, к себе, где, вывалив бриллианты Нины Ивановны на столик в прихожей, тяжело вздохнула: как их продать? За бесценок — глупо, а за те сто тысяч долларов или двести — которые переливались перед ней — невозможно.

— Не зря ты, Алька, туда поднялась! — похвалила она себя за старательную тревогу. Когда почти в двенадцать ночи сверху раздались крики, топот, шум и удары, Альбина засыпала, обняв подушку, и посылала проклятия на голову покойного (или нет?) мужа за то, что этот гад, сволочь и мерзкий урод бросил ее, оставив без гроша! Семьдесят пять тысяч, на которых она лежала — не в счет! Это ее добыча. И заслуга.

С драгоценностями в руках вдова вошла в спальню, и непроизвольно зрачки ее расширились! Мешка денег там не было.

НЕ БЫЛО.

Старший следователь прокуратуры О. Л. Солодкина, опросив весь подъезд, была вынуждена сделать неутешительный вывод.

Пролить свет на тайну убийства могли, на ее взгляд, либо Дубинины, которые уехали в Красноуральск на похороны, либо исчезнувшие жильцы 36-й квартиры, которую сдавала убитая.

Единственный, кого убийство в 56-й квартире не коснулось совершенно, был хозяин Лабрадора, а именно:

Некоторые, да какое там — половина людей сыплет перцу в борщ столько, что есть нельзя, но — едят.

Интересно: дым из ноздрей идет, глаза практически теряют фокус — адреналин!

Слепой Жидков получал свою порцию встряски другим, но тоже очень дешевым способом. Перец стоит тридцать центов, порция триллера «по-жидкову» не стоила ни копейки.

Жидков выбегал из дома и кидался на проезжую часть проспекта Гагарина, по которой сплошным потоком шли машины, фуры, «КамАЗы» и прочая чепуха вроде велосипедов и разных квасных бочек.

Случалось многое…

В основном слепого Жидкова почти давили, но он каким-то потусторонним способом, будучи незрячим, как два крота, умудрялся выпрыгнуть из-под колес за секунду до самого страшного в этой жизни. (Забыла, что это. Напомните, пожалуйста.)

Что творилось на проспекте Гагарина, когда слепой Жидков отправлялся за своей законной порцией адреналина, — страшно произнести.

Аварии, битье фар, вмятины!..

Люди за рулем лишались красивых лиц и обзаводились синяками, а некоторые даже теряли передние зубы, но — сделать ничего было невозможно. Слепой же человек. Ни черта не видит. И ответственности не несет.

— Я незрячий-то всего пять лет, — робко говорил слепой Жидков, когда его с тумаками в шею и пинками под зад тащили в милицию.

Притворялся.

Явное дело.

Ну и что?

Витя Иншаков, проработав три года в угрозыске Соборска, считал себя тонким психологом.

Разгадка преступлений лишь на первый взгляд кажется чем-то сложным. Но Витя-то знал — все, абсолютно все лежит на поверхности, вот только надо правильно взглянуть на поверхность незамутненным взглядом. Витя зажмурился, открыл глаза, снова зажмурился, открыл, закрыл и не заметил, как заснул.

И снилась ему красивая, очень красивая…

По опорному пункту беспорядка летали мухи…

Старший лейтенант Иншаков опрашивал соседей убитой Н. И. Сидоровой…

Напротив участкового сидела в чем-то похожем на пижаму, но очень красивую и для улицы, Альбина Яроцкая. И это был не сон.

— Ой, так приятно, — с чувством сказала Альбина.

— Что?! — оторвался от бумаги Иншаков.

— Ну, вы так ворчите, — протянула Альбина и почмокала губами. — Так приятно!

— А-а, — вздохнул Иншаков и начал заполнять опросный лист.

— Вы такой потешный, — глядя на тонкую шею Виктора Ивановича, прошептала Альбина.

— В смысле? — хрипло уточнил Витя.

— Ну, серьезный очень и… молодой, — вспоминая тот поцелуй в электричке, тихо сказала вдова и неожиданно спросила: — А я не очень толстая?

— Ну-у, — завздыхал Витя.

— А сзади? — повернулась Альбина.

Витя молча прикусил губу. Его красное лицо с удивленно торчащими ушами напоминало чайник.

— А может, мне в рыжую перекраситься? — притянула к носу прядку волос Альбина.

— Не надо, — замотал головой участковый.

— Да? Ну ладно, не буду, чтоб вас не травмировать.

— Спасибо, — поставил закорючку в пустом протоколе Иншаков. — Продолжим?

— Вы продолжайте, а я на вас посмотрю, — снова плюхнулась на стул Альбина.

— Зачем? Я у вас все спросил, — тоскливо сморщился старший лейтенант. — Распишитесь.

— Где? Я не знаю, — повертела листок протокола Яроцкая и уронила его под стол.

— Можно я вас провожу? — вдруг спросил Иншаков.

— Ну… вообще-то нет, — твердо сказала Альбина.

Иншаков молча выглянул из-под стола, и тоска в его глазах чуть-чуть растопила лед в сердце вдовы.

— Но вам — можно, — уходя, добавила Альбина. — Я вас подожду на лавочке внизу…

Витя закрыл дверь опорного пункта, и они медленно пошли к подъезду.

— Можно с вами встретиться в неофициальной обстановке? — стал «ковать железо» Виктор Иванович.

— Вообще-то нет! Но вам можно, — потрогав инспектора за мизинец, разрешила вдова.

— Я рад, — покраснел еще больше Иншаков.

— Я тоже рада… за вас, — протянула Альбина. — А в неофициальной — это как? В кино поведете или чаем будете поить?

— Я в общежитии живу, Альбина Хасановна, так что — в кино, ладно? — откашлявшись, сообщил Витя.

— Надо же, — заинтригованно похлопала глазами Альбина, а про себя подумала: «Я сумасшедшая — зачем мне он?!»

Альбина обвела взглядом полупустые комнаты своей старой квартиры. Они стояли в прихожей. Старший лейтенант Иншаков внимательно оглядел Альбину. Она выпятила грудь и, поджав живот, не сводила глаз с лейтенанта. Она молчала, а глаза горели так, что у Вити сразу пропали все мысли… кроме одной.

— …Поточней, пожалуйста, — прохрипел старший лейтенант, кивнув на футбольное поле супружеской кровати Яроцких, когда они вошли в спальню.

— Ой! Ну, он храпел, как самовар с шишками! — увлеченно рассказывала Альбина про своего мужа. — А то еще ворочался! И — вопил во сне!.. А то как начнет ловить меня своими ручищами, как начнет — невозможно с ним спать было, ну просто никак невозможно! Небось сейчас в гробу переворачивается, — мстительно показала два передних зуба она.

Виктор Иванович живо представил себе все то, что только что рассказала Альбина.

— Понятно, — глубокомысленно протянул он и из Альбининой квартиры уже не выходил до семи вечера.

Дарь Иванна Кокуркина возвращалась с рыночных рядов. У подъезда толпились люди, народ тихо гудел — что-то затевалось.

Дарь Иванна стала, толкаясь, продвигаться сквозь людей, поправив светлую панаму на голове.