Светлана Борминская - Куплю свадебное платье

Так хочется порой счастья.

Ни денег, ни алмазов со златом, ни того и ни другого, а просто уюта и тишины рядом с сердцем, чтобы, проснувшись, сперва улыбнуться, а потом уже начать дышать.

— Витя, вы просто непрактичный человек?.. — Альбина вгляделась в румяное лицо Вити Иншакова, старшего лейтенанта милиции. — Или вы, Витя, изрядно глупы?

— Отчего же? — обиженно похлопал ресницами Витя.

— Зачем вы пошли работать в милицию? — стряхнула пепел с юбки Альбина.

— Преступников ловить, — удивленно объяснил Виктор. — И сажать их, сволочей, и сажать!

Альбина затянулась сигаретой, глаза ее сверкнули грустью, и произнесла:

— Это диагноз… Ну, а где вы живете? Напомните.

— В общежитии, — гордо сказал старший лейтенант Иншаков. — Нас пятеро парней в одном клоповнике.

— Ты все же очень глуп, — наутро констатировала Альбина.

— Ага, — радостно согласился Витя. Ему теперь хотелось соглашаться с Альбиной во всем. А раньше не хотелось.

«Мужчина — подарок. Любой мужчина, если он любит тебя и начинает вить гнездышко, не жалея сил, — подарок», — внушала мама девочке Альбине, заплетая косы, давным-давно.

После замужеств и вдовства, побыв женой магната и оставшись при своих интересах, Альбина вдруг поняла, что ей хотела объяснить мама двадцать лет назад.

«Я сумасшедшая?..» — попыталась остановить свои разлетевшиеся мысли Альбина, а они все летали. Мысли о богатстве и деньгах-деньгах вдруг поднялись стайкой в небо и отлетели в сторону, хотя нет, кое-какие не успели и остались где-то возле гипоталамуса, но их было не больше пяти.

Витя вошел в следственное отделение и спросил у следователя Палкиной:

— Татиана… гм…

— Что?! — отвлеклась от двух папок с надписью «Дело» капитан Палкина.

— Если женщина говорит тебе «Миллион поцелуев!», что это значит? — напрягся Иншаков.

— Мне? — возмутилась старший следователь Татиана.

— Нет! — замахал руками Витя. — Мне!

— Ну-у, — протянула капитан Палкина. — Значит, она тебе дас… то есть — любит… Ми-иллиооон??? Да столько не бывает…

Витя вздохнул, и глаза его затуманились.

— Где ты такую дуру нашел? — вслед ему крикнула Палкина, но старший лейтенант Иншаков шел по коридору очень быстрым шагом и искал глазами выход на волю. Он все узнал, а значит, сегодня в следственном отделении делать ему было нечего. Не с руки.

Многие женщины грезят об удачном замужестве. Простое им ни к чему. Им кажется — вот оно!

Найдешь — завоюешь принца, и всю жизнь будешь сверкать, как новогодняя елка. Всю жизнь, а не только с первого по четырнадцатое, да.

«Дурочки! Какие вы все дурочки! — разглядывая в старом зеркале свое вытянутое лицо, Альбина вдруг решила завязать с этими выгодными замужествами навсегда. — На-до-е-ло!»

И была права, потому что тот запал, та энергия, которая просто током бьет от молоденьких девочек, стремящихся удачно выйти замуж, у тридцатилетней Альбины остались где-то на дне старой французской туфли на золотой шпильке,

шпильке,

шпильке…

— Дорогой Виктор Иванович, вы все ворчите. Когда же это кончится? — засмеялась Альбина, открывая дверь участковому инспектору.

— Когда? — сварливо переспросил Иншаков. — А вот когда!..

И, схватив Альбину за руку, потащил в полежаевский загс.

— Куда хоть идем? — тормозила на всех углах Альбина, из-под шпилек ее летели искры.

Уже три месяца прошло с того часа «икс», когда наша жизнь перевернулась с трагической гибелью Тани Бобровник в кресле кабинета дантиста и моего мужа. Жизнь превратилась в ничто и никогда , все осталось позади, а впереди маячили Димкина тюрьма, вышки, вертухаи и моя нищенская нежизнь.

Нужно было возвращаться в Сапожок, но до конца следствия оставалось несколько недель, потом предъявление обвинения, суд… Я никуда не могла отсюда уехать.

«Пожалей меня, помолись за меня!.. Меня уже нет!»

Я проснулась мокрая от ужаса, мне приснился Октябрик. Глафира посапывала сбоку, как же она тихо спит — ей еще не снятся взрослые сны.

Октябрик вторую ночь снился мне и просил-просил-просил… То он хотел конфет-подушечек, то полосатую майку, то просил познакомить его с девочкой. «От девочек так сладко пахнет…»

А я снова вспомнила, у меня же есть подруга Таня, соседка Нины Ивановны. Бывшая соседка.

В окне мимо песочницы шла женщина, она обернулась, и я в который раз с трудом узнала ее. Таня, ей срочно нужно покрасить волосы и поправиться, у нее больной вид! О господи…

Глафира сладко дышала во сне, я выбежала в подъезд и попятилась — в углу кто-то шевелился, фу, всего лишь скомканная газета и пакет с оторванной ручкой.

В будке уже с неделю сидела консьержка, я улыбнулась ей, она — мне. Около нее отирался тщедушного сложения мужичок и с блеском нейролингвистического программирования в глазах монотонно бубнил:

— Дай на бутылку… дай на бутылку… дай… а то придушу…

— Души, — отвечала через каждые тридцать секунд будущая жертва душителя, очень дебелая женщина в серьгах и мохеровой кофте.

Таня зашла в подъезд и увидела меня.

— Мне надо рассказать, пошли…

Мы отошли от дома и встали у двух берез.

— Я боюсь про это рассказывать, мне кажется, они нас все-таки убьют. Ведь теперь убивают кого угодно…

Так начался этот разговор.

— Помнишь тот вторник?.. — спросила она.

— Да. Приехал твой муж, ты еще радовалась… А мой насторожился, увидев машину из Красноуральска!..

— Ага, — Таня знала нашу историю, — насторожишься тут…

— И?

— А вслед за мужем приехали, оказывается, еще люди, — сказала Таня и, подыскивая слова, посмотрела на небо. Начинался дождь.

— Какие люди? С работы?..

— Нет… В общем, они его знали, а он их нет.

— И? — не поняла я.

— В общем, он уехал, — вздохнула Таня, — через день. С одним из них.

— Кто? — запуталась я. Дождь стучал рядом по навесу котельной.

— Муж… а один из них остался здесь.

— Зачем? Кто? — Я запуталась еще больше.

— Наташка, я только сегодня поняла, что была в заложницах!

— Почему? Объясни яснее, Танюш, ты говоришь, а я не…

— Соболь разбился и в тот же день уехал тот, что оставался со мной!..

— А при чем здесь Соболь? — вспомнив утренний и дневной эфиры, наполненные сообщениями про трагически погибшего губернатора, я наконец поняла. — Так это твой муж в вертолете Соболя?.. Но как же, ведь он тоже разбился?..

— Разбился, — посмотрела на меня Таня. — Разобьемся и мы, если я что-то скажу.

Она кивнула на свою дочку.

— Что мы на улице?.. Пошли ко мне. — И, раскрыв над коляской зонт, мы с ней побежали к подъезду.

— Включи телевизор, — попросила Таня, открыв дверь в квартиру.