А. Корчак - Я, депутат... Всенародный избранник

Он достал из шкафа халат, постучал в дверь ванной.

– Эльвира Николаевна, примите, – протянул ей халат.

– Спасибо. Налейте, пожалуйста, по бокалу шампанского и ждите меня, – распорядилась она.

– Слушаюсь! – неожиданно для себя произнес банкир. И тут же улыбнулся, давно не получая ни от кого приказов. Это обстоятельство его даже немного развеселило.

Напевая популярную мелодию, он с удовольствием сбросил костюм, снял бабочку, влез в халат, крепко затянул пояс. Из холодильника он достал шампанское, разлил его по бокалам, затем расположил по блюдцам бутерброды, фрукты и шоколад. После чего, погрузившись в кресло, закурил.

Через минуту появилась Эльвира. Она была необычайно хороша. Однако мы больше не будем описывать ее внешний вид, поскольку, делая это в прошлый раз, кажется, не достигли вершин ее совершенства. Просто поверьте на слово.

Сев в кресло, Эльвира взяла фужер с шампанским, стала внимательно смотреть на свет, как отрываются пузырьки газа от его дна. Отведя бокал от лица, она как бы между прочим спросила Вахтанга Георгиевича:

– Я вас не смутила своей сговорчивостью? – Бросила на него мимолетный взгляд. – Впрочем, вы меня даже не просили об этом.

Вахтанг Георгиевич улыбнулся.

– Считайте, что я это делал очень тихо, про себя. – Он выпустил кольцо дыма. – А если быть честным, то я вообще разучился уговаривать, о, время такое, сами раздеваются. – Причем последнюю фразу он сказал без всякого даже намека на улыбку. Однако, посмотрев на огорченное лицо Эльвиры, сразу же поправился. – Это, конечно, к вам никоим образом не относится. Все это я говорю образно, и всему виною – деньги. И дело касается не только женщин, но и мужчин. Вы сами понимаете, что в наше время любого можно купить, да и с таким же успехом и продать. Главное, только знать цену, чтобы лишнего не дать, как говорит мой друг-банкир. Об этом можно только сожалеть, не более того, но что делать, времена такие, – снова повторил он.

Эльвира поставила бокал на стол, покачала головой и с сожалением сказала:

– Да-а-а… вам не позавидуешь, а я-то думала…

– Нет, подождите, – вскинулся Вахтанг Георгиевич, – все это не так, простите, ради Бога, что перебиваю. Вы знаете, может быть, только сегодня, впервые, действительно впервые, все, что я сегодня делаю, мне кажется, я делаю с моим любимым человеком.

Эльвира нервно загасила сигарету и, не глядя на него, быстро сказала:

– Спасибо, Вахтанг Георгиевич, за хорошие слова, но мне кажется, что со мною происходит то же самое.

Вахтанг Георгиевич приободрился, поднял бокал шампанского.

– Я хочу поднять тост за вас, Эльвира Николаевна, за вашу красоту, необычайную обаятельность и… – он сделал паузу, – как ни странно это прозвучит, за вашу инициативность и деловитость. И еще, когда вы говорите, мне почему-то хочется подчиняться и слушаться вас. Подобного я не ощущал еще ни разу в жизни, поверьте мне. За вас, Эльвира Николаевна.

Они чокнулись, выпили шампанское. Эльвире, как и всегда в подобных случаях, хотелось бы сказать, что сделала вид, что смутилась, но сейчас, похоже, это она сделала искренне.

– По-моему, вы мне незаслуженно отмерили такое количество комплиментов, – заметно засмущавшись, заметила она.

– Ну что вы, – в свою очередь возразил Вахтанг Георгиевич, – все, что я сказал о вас, было сказано искренне, вы заслужили такую оценку. И знаете, что я вам скажу, когда я просматривал те встречи, которые вы вели…

– Ба! Неужели ваши люди все смогли заснять? – прервала его удивленная Эльвира.

– А как же. Мои ребята, конечно, не французские операторы, но совсем не дураки, они побывали на всех ваших представлениях. И знаете, что я подумал, когда просматривал материалы?

– Даже не представляю, но хотелось бы, по правде говоря, услышать, – полюбопытствовала Эльвира.

– Так вот, я подумал, что здесь работает режиссер, и режиссер именно из вашей команды, поскольку все, что ни делалось этим невидимкой, делалось только во благо вашей партии. Уверяю вас, меня трудно провести, как того старого воробья, на мякине. В каких-то местах мне даже было жалко ваших конкурентов, этих мальчиков для битья. Не буду раскрывать дедукцию и образ моего мышления, скажу лишь, только сегодня я наконец-то разобрался, кто этот гениальный режиссер, сотворивший это прекрасное действо.

Эльвира вопросительно посмотрела на него.

– Ну, и…

– Это вы, – просто сказал он.

– Хм… может быть, – после недолгой паузы неопределенно отреагировала Эльвира. – И как же вам это удалось?

– Не сложно. Вы действительно талантливый режиссер, куда там до вас этим дебилам депутатам и их помощникам. Никто другой не смог бы сделать подобного. Они просто статисты перед вами. Признаюсь вам, может быть, частично и от этого вы стали мне еще милее и симпатичнее. Да что там разводить словеса, – он махнул рукой, – я просто яростно влюблен в вас. Да-да, не улыбайтесь…

– Да я, в общем…

По всему было видно, что это признание было ожидаемо ею, но ожидаемо не так скоро.

– Простите мне, Эльвира Николаевна, может быть, мою слишком уж излишнюю откровенность и… – он задержался и даже чуть смутился.

– Вот это да! Никто бы не подумал, что банкирам это свойственно.

– И очевидно, – продолжил он, – мою несдержанность, но я давно вынашиваю желание, и наверное, совсем не скромное желание.

Он продолжал, как юноша, отчаянно смущаясь.

– И что это за желание? – не сдерживая себя, нетерпеливо спросила его Эльвира.

– Я хочу вас поцеловать, – неожиданно выдал он.

– Да вы что?… – с удивлением отреагировала она. – Не может быть. А я, а я, – повторилась она, как бы подыскивая нужное слово, – в отличие от вас… – пыталась что-то объяснить она, но Вахтанг Георгиевич не дал ей этого, он неожиданно еще более смутился и тут же стал оправдываться:

– Простите меня, я, наверное, слишком увлекся и наговорил вам лишнего.

– Подождите, – почти как приказала, попросила Эльвира, – так вот, – попросила она, – в отличие от вас, я только совсем недавно захотела того же самого, и это тоже, поверьте мне, неукротимое желание. Я не в силах с ним бороться. И потом, давайте перейдем на дружеские отношения. И обращаться друг к другу на «ты».

Сказать, что Эльвира поразила банкира, – это ничего не сказать. Вахтанг Георгиевич, конечно же, обнял ее, и обнял страстно. Он стал говорить быстро и нервно, сбиваясь с мысли, целуя, обнимая ее.

– Моя дорогая, моя милая, ты не представляешь, как давно мечтал я встретить такую женщину. И вот чудо произошло. – Продолжая целовать ее, он не менее страстно продолжал ей говорить: – Если бы ты только знала, как мне в этой жизни надоело все, что творится вокруг меня, – сплошная мерзость и ложь. Эти жадные, завистливые рожи, которые со всех сторон все лезут и лезут к тебе. И все просят, требуют, угрожают – дай, дай, дай. И так каждый день одно и то же.