Альва Бесси - И снова Испания

Пятого апреля 1938 года Герберт Л. Мэтьюз писал в «Нью-Йорк тайме»: «В целом можно сказать, что от четырехсот пятидесяти человек осталось около ста пятидесяти. Почти наверное кто-то еще найдется в ближайшие дни, а кое-кто попал в плен. Однако многих замечательных людей нам больше не суждено увидеть».

Во время июльского наступления мы почти окружили Гандесу, но скорострельные горные орудия и бомбежка всех наших позиций в Сьерра-Пандольс остановили нас — и уже навсегда.

Теперь это все тот же заштатный городишко, где почти нет людей достаточно пожилых, чтобы помнить войну и ключевую позицию Гандесы в дни нашего наступления — и отступления.

Обратно мы возвращались снова через Мору, и, к моему удивлению, Пипо, которому Хаиме что-то быстро сказал, вдруг свернул с шоссе, ведущего на мост, и поехал вдоль реки к обрыву над жалкой полоской песка, на которую я показывал утром.

Мы вышли из машины. Река несла свои мутные воды все так же стремительно, мимо проплывали обломанные ветви и вырванные с корнями кусты. Я стоял и глядел на то самое место, куда однажды августовской ночью мы рота за ротой приходили с передовой после долгих тяжких недель, чтобы смыть грязь и получить чистое белье и форму. Я не то плакал, не то смеялся, глядя на реку, и вспоминал, как, трясясь в грузовике по понтонному мосту, наведенному рядом с рухнувшим, я в последний раз переезжал через нее в сентябре 1938 года. Я думал тогда об Аароне…

Снова обсуждения сценария и споры, но всегда вполне миролюбивые. Я считал, что эпизод в Корбере столь же неоправдан, как и эпизод в психиатрической клинике в первоначальном его виде. Опять монтаж кадров с Дейвидом Фостером и Марией, бродящими среди развалин маленького городка на склоне холма. За ними исподтишка следит человек с суровым небритым лицом (зачем?). Рушится стена, и Мария ищет защиту в объятиях Дейвида.

— Ну так перепишите его, — сказал Хаиме, и я согласился.

Однако обсуждение сценария велось так нерегулярно, а Хаиме настолько погрузился в заботы, предшествующие запуску фильма в производство, что большую часть времени мы были совершенно свободны, а потому в следующие субботу и воскресенье мы с Сильвиан смогли навестить ее родственников в Перпиньяне и побродить по Барселоне.

К явному противоречию, заключающемуся в том, что произведения Карла Маркса и Фридриха Энгельса продавались в магазинах совершенно открыто, добавилось еще одно — музей Пикассо. Конечно, мы сразу же пошли туда. Он находится в великолепном дворце на улице Монкада, построенном в средние века, а поскольку почти вся экспозиция представляет раннего Пикассо (подавляющее большинство картин прославленный коммунист подарил своему близкому другу, чье имя обозначено почти на каждом полотне), это противоречие, может быть, и не так уж велико. (Кстати, люди, с которыми мы встречались, считали, что Пикассо, который живет на юге Франции, совершает большую политическую ошибку, отказываясь посетить Испанию. «Его бы встретили здесь как героя», — говорили они. По их мнению, должен вернуться и Пабло Казальс, каталонец, хотя бы для того, чтобы досадить режиму Наиглавнейшего, который не посмеет чинить никаких помех этим двум гражданам мира.)

Мы дважды ели в «Мажестике». Кормят там отлично, но атмосфера невыносимая. Гостиница, по-видимому, обслуживает исключительно туристов не моложе семидесяти лет, если судить по тем немногим, которые там остановились. Мне даже не верилось, что в годы войны мы все тут ели: я, Эд Рольф, Шин, Мэтьюз.

Гораздо лучше (и дешевле) можно было поесть в рыбном ресторане «Каса Коста» в порту, и Сильвиан уже начинала жаловаться, что испанцы вообще ничего не умеют готовить, кроме рыбы и цыплят, — и была права.

Мы побывали в кафедральном соборе в готическом квартале, заложенном в конце тринадцатого века. Осмотрели шедевр Антонио Гауди — Искупительный храм святого семейства, — его строят уже восемьдесят лет, и конца все не видно.

Оказывается, Гауди несколько раз менял свой замысел и умер, не оставив окончательного плана. С тех пор не прекращаются споры о том, достраивать храм или нет. Одни утверждают: дело давнее, и средства, которых потребует завершение строительства, лучше употребить на что-нибудь полезное. Другие доказывают, что собор — творение гениального мастера, а потому должен быть завершен. Правы обе стороны, но строительство движется черепашьим шагом, и комитет архитекторов постоянно совещается, пытаясь разгадать, что же имел в виду каталонский гений.

На такси мы поехали осмотреть большую церковь на вершине Тибидабо. («Я дам тебе», — сказал господь по-латыни святому Иоанну Боско в апреле 1886 года — и месяц спустя совет, состоявший из истых католиков, дал ему вершину горы за городом.) Когда мы добрались туда, несколько рабочих под дождем и в холоде, на пронизывающем ледяном ветру вешали на центральной башне гигантский красный крест. В Испании ежегодные празднества Красного Креста длятся неделю и вызывают куда больше энтузиазма, чем целый месяц таких празднеств в Соединенных Штатах.

Тибидабо — это тоже искупительный храм, и мы с большим интересом узнали, что, заказав мессу, можно искупить не только ваши собственные грехи, не только грехи вашей семьи, фирмы, города или страны, но и обеспечить отпущение грехов всем усопшим. ТИБИДАБО ПРОВОДИТ, — утверждалось в рекламе, — ИСКУПИТЕЛЬНЫЕ ТРУДЫ ВО ИМЯ УСОПШИХ.

Монтжуич («Еврейский холм» по-каталански) был гораздо интереснее, по крайней мере для меня. Моя жена порвала с католицизмом еще совсем девочкой, а на меня, независимо от величественности замысла и его воплощения (собор Парижской богоматери, Сент-Шапель, церковь Сен-Жермен-де-Пре), всегда угнетающе действует продажа свечей в приделах, стоящие там ящички с замками, клянчащие пожертвования на «немощных бедняков», на «обращение язычников», «в пользу сирот», а также для всех святых по отдельности (им-то на что деньги?). Моя жена, по ее словам, окончательно утратила веру, когда впервые приехала в Испанию в 1953 году и ужаснулась при виде сокровищ и драгоценностей, которыми были увешаны статуи Пресвятой девы и прочих святых в Севильском соборе, перед ними отбивали поклоны нищие и оборванные старухи, ползая на коленях по каменным плитам.

Монтжуич — это крепость (а теперь и увеселительный парк), в крепости находится военный музей, который совершенно не интересовал Сильвиан. Да, конечно, изобретательность, размах и мастерство, вложенные человеком в создание бесчисленных орудий пыток и смерти, производят определенное впечатление, но этим все исчерпывается.

Мне было любопытно проверить, какое место занимает в этом музее наша маленькая война, но, если не считать фотографий доблестных генералов, которые в конце концов взяли без боя Барселону, когда в январе 1939 года перестал существовать каталонский фронт, и нескольких образчиков захваченного оружия (естественно, в основном русского производства), «великий крестовый поход» там не был представлен вовсе.