Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина

– Знали об этом. Но ты же не начальник. Так мне кажется.

– Вот вы говорите: я психолог. Но психологи не шутят вот так. Извините, не заигрывают с пациентами.

– Я не заигрываю, я просто чуть-чуть ответил на твою провокацию. Потом, мы, кажется, договорились, что ты не пациент, а я не врач. Я для тебя собеседник. Ну, пусть, скажем так, слегка принудительный. Но все-таки собеседник.

– Хорошо, вы собеседник, вы психолог, дальше что?

– Кать, очень трудно разговаривать. В таком тоне. Мне просто хочется понять твою самооценку. Мне интересно, как ты оцениваешь свои способности – к общению, к дружбе, к любви, наконец. Насколько ты контактный человек, легкий или нет?

– Я себя вообще хорошо оцениваю. Во всех смыслах. И в этом тоже, – погасила сигарету, тряхнула головой, сменила позу – села на стул с ногами, подобрав под себя босые ступни.

– Но в последнее время ты общаешься с людьми мало…

– Это не по своей воле. Кроме того, сейчас, извините, другая эпоха, двадцать первый век, есть Интернет, телефон, sms-сообщения, слыхали?

– Ну, прости мне мою настойчивость, или, как сказать, мое любопытство, но оно не праздное и не содержит в себе никаких для тебя ловушек, честное слово. Расскажи мне, как это твое виртуальное общение проходит, чем оно тебе интересно, кто эти люди – без имен, без фамилий, просто суть. О чем вы говорите?

… Вздохнула. Но это ложный знак, вовсе не означающий никакой готовности, или покорности, или даже усталости. Просто коротко отступила, как боксер, чтобы перевести дух и ударить опять.

– Ну о чем люди говорят? Вот о том, о чем вы сказали – о дружбе, о любви… О всяких пустяках. Знаете, у девушек свои секреты.

– Не знаю, но догадываюсь. А скажи, если это полноценное, хотя и виртуальное, общение, ты можешь кому-то рассказать о том, например, что есть в твоей жизни человек, который является для тебя эталоном мужественности, красоты, благородства, что ты, предположим, в него почти влюблена, и так далее…

– Почему «почти»? Влюблена и не скрываю. Хорошо, о'кей, согласна, он об этом не знает, это смешно в моем возрасте, немного смешно, но почему я должна это от кого-то скрывать? Это что, стыдно, любить кого-то, любить президента, Владимира Владимировича Путина, это стыдно – говорить об этом, стыдно в этом кому-то признаваться, стыдно думать о нем, стыдно смотреть на его портрет, стыдно?

– Да нет, почему? Есть целые партии, есть всякие организации, они ходят с его портретами, в майках, на которых он нарисован, знаешь об этом? Они его опора, так сказать, в будущем, и ты… могла бы к ним присоединиться…

– Это уроды, – быстро сказала Катя. – Знаете, почему? Потому что они ходят толпой. Им просто платят за это деньги. Я их ненавижу, презираю. Он окружен такими людьми, фальшивыми, подлыми, грязными, я знаю, да. И вы это знаете. И все это знают.

– Ну, так глубоко я об этом не задумывался… Может быть, ты в чем-то и права. А может, и нет. Но я бы предпочел подальше от политики, понимаешь?

– Меня не интересует политика. Вообще.

– Но ведь он политик, согласись.

– Для меня он просто человек. Один из многих. Просто, возможно, лучший из многих. Да, лучший.

– Какие его слова тебе кажутся самыми главными из всех?

– Все его слова искренни. Для меня это главное.

– А поступок?

– Тот же ответ.

– Ну хорошо, скажи, раз так, раз тебе не важны детали, подробности, раз ты его так воспринимаешь, – это же эротическое чувство?

– Что вы под этим подразумеваете?

– Он – твой мужчина? Лучший для тебя, лучше не может быть?

– Да!

– Ты готова ему отдаться как женщина?

– Да!

– Ты представляешь себе это? В уме, когда остаешься здесь одна?

– Да!

– Как ты представляешь? Что? Он касается тебя?

– Да, – закрыла глаза.

– Ты видишь, как он заходит в твою комнату?

– Да! Да!…

– Он снимает пиджак, рубашку, смотрит на тебя, говорит с тобой, ты садишься к нему на колени, ты нежна с ним, он приближает к тебе свое лицо, ты смотришь ему в глаза?

– Да! Конечно, да! Да! Да! Да!

Боксер перевел дух, принял стойку и нанес тяжелый удар в челюсть.

– Ну как, интересно, доктор? Ну признайтесь… Вам понравилось?

Лева долго молчал (на самом деле ползал по рингу, сплевывая кровь и сопли из разбитого носа).

– Интересно, Кать, – в какой области? В смысле актерского мастерства?

– Не только.

– Ты хочешь спросить, возбуждаюсь ли я сам, когда задаю тебе такие вопросы? Нет, Кать. Не возбуждаюсь. – (А на самом деле? – спросил себя Лева.) – Я просто ищу ответ. Ищу правду.

– Нашли? – переменила позу. Теперь правая нога сверху, левая снизу. И пятки стали больше видны.

– Да нет… И не найду, видимо, никогда. Ты меня облила презрением, устроила этот спектакль, вместо того чтобы прямо сказать, что я… задаю идиотские вопросы.

– Вы не то хотели сказать.

– Ну да. Что я старый дурак, похотливая скотина, и все такое прочее.

– А вы похотливая скотина?

– По отношению к тебе, дорогая, уж точно нет. Давай сменим тон.

– Пожалуйста.

(Бом-м! Новый раунд.)

– Кать, понимаешь, без нашего с тобой контакта все превращается вот в это, в бессмысленную игру. Не знаю, может быть, она забавна для тебя. Но для меня – нет. Я как-то… устал немного.

– Но это же вы ко мне пришли, – быстро сказала она.

– Да. Это я к тебе пришел. Все верно. И я приду еще, и еще, и еще… Но не для того, как ты думаешь, чтобы вырывать твои тайны силой. То, что сейчас было, это… ну просто пошел по неверному пути, да? Я пришел для того, чтобы ты сама мне объяснила, захотела объяснить, на чем основана твоя глубокая убежденность, что твое чувство, твои отношения с ним – это реально, это есть на самом деле…

– Да просто я его вижу, – тихо сказала она.

– Что?

– Вот как вас. Говорю с ним…

Да, конечно, это был не первый разговор. Вроде так, по записям, получалось пятый или шестой. Все первые сеансы речь шла только о ее детстве, собственно, он считал, что и должен говорить только об этом. Понять причину отклонения, выявить в прошлом что-то, дать рекомендации, тихо и спокойно, с достоинством удалиться.

Сохранить позицию, свою позицию – человека, который способен на уровне анализа, только анализа, что-то выявить, что-то подсказать родителям.

Но она втянула его дальше. Именно она, не он сам.

Пошло раздражение – взрослая уже баба, довела всех своей дурью, искусно и расчетливо довела, привлекла к себе всеобщее внимание, сначала родителей, теперь его, ей нравится это – вот эта игра в прятки, поймай меня, если сможешь, она и есть самоцель, игра, только игра, чтобы создать атмосферу болезни, или атмосферу страха, за нее, вокруг нее: сначала, и очень быстро, сломала мать, потом включила отца, но понимала, что отец – со своих заоблачных вершин, со своим положением, «мерседесом», помощниками, охраной, загородной дачей, куда мать вскоре вообще почти перестала ездить, заперлась вместе с ней в городской квартире (эту ситуацию, кстати, надо отдельно продумать), – что он пришлет гонцов, посредников, и он прислал, но и посредники тоже годятся в дело, сначала один посредник, другой, потом Катя подберется и к отцу, отец, отец, не в нем ли все дело, опять эти идиотские мысли про инцест, про странные отношения, ничего подобного тут нет, совсем другая патология, нет, не отец главный, отец лишь средство, лишь промежуточная ступень, чтобы подчинить себе весь мир, тот холодный мир, который…