Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина

– Понятно. А по вечерам что? Телевизор?

– Ну да. А почему вы спрашиваете? Удивляетесь, что попали в такую глушь?

– Да нет. Наоборот. Примеряюсь. Сам бы хотел оказаться в такой глуши. Не знаю, может ненадолго. Или навсегда.

– Ну так за чем дело стало? Вы кто по профессии?

– Психолог.

– Вот именно психолога нам здесь и не хватает! – вдруг засмеялась она.

– Лен, давайте за вас. За вашу семью. За ваше мужество – быть женой художника.

– Спасибо. Не ожидала. Ой, как приятно встретить здесь умного человека, вы просто не представляете…

Когда вторая бутылка водки подошла к концу, пошли гулять в лес. Там было темно, страшно, но очень здорово. Стокман с Петей-болыпим орали пьяными голосами, валялись в снегу. А Лена уцепилась за Левин рукав и прошептала:

– Нет, я так больше не могу. Давайте, раскалывайтесь. А то я сгорю от любопытства. Так нельзя с женщинами обращаться. Что у вас там стряслось?

– Ну… как бы вам сказать покороче. Сережа жил с мамой Петьки. А потом решил оставить его себе. Ну вот…

– Как оставить себе?

– Вот так.

– И что?

– И все… И теперь мы… убегаем.

– От нее?

– Ну да.

– Ничего не поняла. Два здоровых крепких мужика взяли ребенка и убежали из Москвы?

– Ну да.

– Нет, так не может быть. Тут что-то еще…

– Да нет тут ничего, Лен. Обыкновенная наша дурь.

– Ну ладно, ладно, не напускайте тумана…

«Какая она все-таки славная», – подумал Лева. И еще подумал, как хорошо, что природная трусость позволяет ему дружить с женщинами, разговаривать и слушать.

И слышать.

Когда вернулись в избу, замерзшего Стокмана сразу положили на русскую печку, а Лева сидел в большой комнате, за убранным столом, пил чай и слушал монотонные жалобы художника Пети на то, на се, на Союз художников, на выставкой, на дороговизну, на попов, слушал и постепенно засыпал, одним глазом следя за Леной, которая переносила из комнаты в комнату груды постельного белья и кидала на него взгляды.

Больше всего, пожалуй, поразило Леву не устройство их жизни и не то, что вполне нормальные, приличные люди живут в таких экзотических условиях, а вполне светская их манера не удивляться, не лезть в душу, сохраняя дистанцию, просто принимать гостей – любых, даже таких.

Это было странно, и с этой мыслью он засыпал, вполне довольный прожитым днем, несмотря на бегство и неопределенность их будущего.

«Даша где-то здесь», – подумал он и открыл глаза.

Было полчетвертого.

«Даша где-то здесь. Но как она нас найдет?»

В восемь утра его растолкал Петя-художник.

– Слушайте, Лев, – сказал он с растерянным видом, садясь к нему на кровать. – Звонила мать Александра. Она велела передать, что к вам едет какая-то дама. Вы знаете, кто. И чтобы вы скорей решали – ждать ее здесь или уезжать. А что случилось-то? – жалобно добавил он.

Лева встал и умылся.

На кухне Лена варила кашу.

– Едет уже? – коротко осведомилась она. – У нас еще спальные места есть, вы не сомневайтесь.

– Спальные места? – не понял Лева. – Ах да, спальные места. Лен, спасибо еще раз вам огромное за гостеприимство, но мы позавтракаем и поедем, наверное.

– Наверное? – не поняла она.

– Ну, сейчас я товарища своего разбужу. И, наверное, поедем, – повторил Лева свою загадочную формулу.

Но сначала он решил посоветоваться с Петей-художником.

– Да очень просто, – сказал Петя. – До города вас священник подвезет. Я его попрошу. Ну или сам за руль сяду. А там автобус прямой до Москвы. Он, правда, идет долго. Часов восемь. Зато прям до Москвы, до Щелковского вокзала.

– Как же вы с ребенком на автобусе, восемь часов? – возмутилась Лена. – С ума сошли? Давайте мы вас еще где-нибудь спрячем. А?

– Нет, не надо, – подумав, ответил Лева. – Мы в городе с частником каким-нибудь сговоримся, на автовокзале. Там же есть частники?

Завтракали молча. Петька не хотел есть кашу.

– А блинчики будешь? – спросила Лена.

– А успеем блинчики? – спросил Лева.

– Не, не успеем, – ответил Петя-художник и пошел заводить поповскую «Ниву». Сам поп ехать отказался.

Было еще не очень светло, когда они выехали с проселка на шоссе.

Дорога была скользкая, «Нива» шла медленно, аккуратно.

– Ребят, что-то случилось, да? – минут через двадцать молчания спросил Петя-художник, напуганный их внезапным бегством. – Вы скажите, может, помощь нужна. Сейчас к ребятам моим заедем, отсидимся.

– Петь, ты и так нас выручил! – сказал Стокман и хлопнул нового друга по плечу. «Нива» чуть не съехала на обочину.

– Давай полегче, писатель, – улыбнулся Петя-художник.

– Полегче, пап! – сказал Петька. Он был опять взволнован, хотя вид у него был невыспавшийся и усталый. Лева с тревогой смотрел в его глаза, полные нервного ожидания. «Домой, домой», – подумал Лева. Хватит. Если будет надо, засядут куда-то в пансионат, под Москву. Залягут на дно. Партизаны хреновы.

– А она на машине? – вдруг спросил Петя-художник.

– Да вроде, – ответил Лева и вдруг подумал резко: на чьей?

Ответ нашелся просто и легко: в заднем стекле замаячила до боли знакомая «Шкода-фелиция», Маринина машина, темно-синяя, раздолбанная, родная.

– Ну чего? – мрачно спросил Петя-художник, бросив взгляд на Леву. – Догнали вас, пацаны? Отрываться будем?

– Затормози, – попросил Стокман.

«Нива» медленно вырулила к краю дороги. За ней встала «фелиция».

Из нее вышла Даша.

Навстречу ей – Стокман.

Лева решил пока оставаться вместе с двумя Петьками. Пусть сначала вдвоем поговорят, а там видно будет.

Говорили недолго. Подошел Стокман, нагнулся к водителю и сказал:

– Петь, ты нас извини. Передай Лене большой привет от нас и благодарность. Ну а мы дальше поедем с мамой нашей. Ну раз уж она здесь… Согласен, Петь? – спросил он маленького Петьку, и тот покорно кивнул.

Петя-художник вышел из машины, подошел к «фелиции», посмотрел внутрь, вежливо поздоровался с дамой, затем попрощался с каждым отдельно.

Петьку поднял на руки, подбросил.

Леву пригласил на выставку в Ярославль, в конце мая.

Со Стокманом обнялся, долго сжимал его своими лапищами, чуть не плакал.

Затем хлопнула дверцы «Нивы», машина круто развернулась и уехала.

Лева сел в «фелицию», на переднее сиденье.

Стокман с Петькой – на заднее.

– Ну, здравствуйте! – сказала Даша. – Наконец-то! Вся семья в сборе. Плюс друг семьи.

– Поехали, а? – сказал Лева.

Некоторое время сидели в машине молча.

– Ну что ж! – сказал Стокман. – Значит, ситуация такая. До Москвы часов шесть-семь, так?

– Может быть, восемь, – сказала Даша.

– Может быть, девять, – еще более задумчиво сказал Стокман. – Давайте-ка все серьезные разговоры отложим. Все-таки дорога тяжелая. Петька устал от всех этих путешествий. Ему слушать все это ни к чему.