Андрей Неклюдов - Я – контрабандист

Вот тебе и благоприятный период, вспомнил я Шурины предсказания.

Однако в шесть утра «Морской биохимик» почти бесшумно отвалил от причала и на самом малом ходу, воровски прячась в тумане, направился в глубь бухты – на сорок четвертый причал. Видимо, было достигнуто какое-то соглашение с таможней.

– Не ссы, Вадька! – вошел в каюту отлучавшийся Шурик. – Я сейчас говорил с кэпом. Он сказал: приводите своего таможенника, он мне в бумагах отмечает, что груз соответствует списку, ставит печать – и, пожалуйста, снимайте пломбы!

Здорово. Получается, у каждого должен быть свой таможенник. А может, у каждого и есть такой?

С палуб уже вовсю шла разгрузка. Толкались пассажиры, грузчики, милиция, бандиты. Среди последних я многих уже узнавал в лицо. Они по-хозяйски разгуливали по судну, покуривали, приятельски переговаривались с охранявшими теплоход омоновцами.

Подошел Олег с напарниками и Пашей-«макаровцем».

– Что с опечатанной лабораторией будем делать? – хмуро спросил я.

– Вскроем, – без тени сомнения ответил Олег. – Стоимость товара несравнима ни с какими последствиями.

Вскоре, однако, появился один из «своих» таможенников. Его привел представитель турфирмы Володя. Таможенник был при форме, с папочкой, щеголеватого вида. Он даже не взглянул на опечатанные двери, а сразу поднялся в каюту капитана. Через какое-то время оттуда с лихорадочной поспешностью выскочил Володя и принялся собирать с коммерсантов по сто долларов, после чего было разрешено помещения распечатывать.

Я прикинул в уме, что с десяти или двенадцати человек набралась сумма не менее тысячи долларов. Я за целый рейс столько не заработал. Да, выгодно быть таможенником.

– Ну как там Корея? – спросил у меня Румянов, когда мы, грязные и потные, отдыхали на мешках в Жупиковской квартире.

– Наваривается, – ответил я, незаметно для себя уже пользуясь распространенным среди коммерсантов жаргоном.

В тот же вечер я сбегал на почту и позвонил в Питер, домой. Как там? Может, институт уже работает?..

– Нет, все по-прежнему, – охладила меня Катя. – Твой шеф, мне сказали, подрабатывает ночным дежурным в гостинице.

Мой руководитель дежурит в гостинице. Известный ученый Скрыплев разносит телеграммы. Я вожу контрабандный товар. Все при деле. Но выиграло ли от этого государство? И уже не в первый раз у меня возникло подозрение, что кому-то, каким-то силам выгодно, чтобы люди интеллектуального труда в нашей стране деградировали.

Потянулись монотонные, хотя и довольно хлопотные дни. Товар расходился медленно. Приезжавшие из Уссурийска, Благовещенска, Южно-Сахалинска знакомые покупатели-оптовики жаловались, что торговля идет вяло: у народа мало денег, везде задерживают зарплату. Олегу же нужно было скорее все продать, чтобы вернуть долг и получить новый кредит до своего отъезда в Америку.

– У Безбережного объявление вышло, – сообщил он однажды, – «Продаются тапочки “Жеребенок”». Жеребенок! О-о-хо-хо! Ни один человек не позвонил. Он не понимает, что меня подводит такими объявлениями. Мне же за него деньги отдавать.

Десять тысяч детских тапочек «зависли» у Шурика, и получить с него деньги до своего отъезда Олег уже не надеялся.

У нас дела обстояли не намного лучше. Так, выявилось, что хозяин магазина «Новая Москва» мистер Чу напихал тапочек совсем не тех расцветок, каких я заказывал.

– Особенно вот эти, красные с мордочками – стопроцентный тормоз, – заключила Ольга, выкладывая образцы товара в прихожей. – Наши женщины такое не носят.

Несколько раз Олег вывозил меня на Некрасовский рынок, где я располагался недалеко от входа с двумя коробками тапок и связкой юбок.

Сперва я чувствовал себя скованно, мучительно топтался возле своего товара, безнадежно озираясь, но после двух-трех выездов вполне освоился.

– Самые лучшие тапки! Отличная цена! Оптовая! – рекламировал я, удивляясь самому себе (увидели бы меня сейчас мои коллеги!).

Порой набегала толпа женщин. Они наперебой начинали выхватывать тапки из коробок, мерить, копаться снова, подбирая нужный размер.

– Не все сразу! – кричал я. – По очереди! Женщина, вы расплатились? А вы зачем вторую пару взяли? Первую положите обратно!

И все же за целый день удавалось продать не больше двадцати пяти – тридцати пар тапок и три – пять юбок.

– С такими темпами шестьдесят дней нужно выходить на рынок, чтобы все тапки распродать, – сделал заключение Олег.

Но все это показалось мелочью, когда обнаружилось еще одно пренеприятнейшее обстоятельство.

До этого дня к нам не раз приходили покупатели, интересующиеся спортивными штанами «Монтана», но уходили, когда Олег называл цену.

– Э-э-э! Дорага! – кричали эмоциональные вьетнамцы. Или хохотали, просто покатывались со смеху, как хорошие актеры: – Такой цена никогда нету!

– А какая ваша цена? – спрашивал Олег.

Те называли, и тут уже была наша очередь хохотать.

Вьетнамцы уходили. Потом возвращались и называли цифру ниже нашей, но чуточку выше своей.

– Размеры все есть? – всякий раз уточняли они.

– Все, – уверенно подтверждал я, ибо заказывал все размеры поровну.

После несколько дней переговоров столковались на цене в четыре доллара. Покупателей повели на склад. Они распотрошили все мешки, переворошили увязанные пачками штаны и с разочарованными лицами, что-то по-своему лопоча и жестикулируя, удалились.

Оказалось, все штаны (две с половиной тысячи) были только пятидесятого размера.

Олег со злобой отшвырнул мешок и рухнул на ближайшую коробку, глубоко продавив ее.

– Прогар, – процедил он.

У меня в душе все переворачивалось, как при качке. Это я привез такой товар!..

Единственным, кто сохранял выдержку, была Ольга.

– Олег! – звонким голосом выкрикнула она. – Чего сидеть, опустив руки?! – (Олег действительно сидел, уронив руки на пол). – Надо что-то делать. Поезжайте на «китайский» рынок.

На «китайском» рынке за наши штаны никто не давал больше трех и трех десятых доллара.

– Облом! Потеря в тысячу семьсот долларов, – посчитал в уме Олег.

Назад ехали молча. Мне казалось, что эти неудачи, связанные со мной, бросают тень и на нашу дружбу. И я лелеял надежду, что каким-либо чудесным образом найдется выход. Казалось, нужно лишь сильно этого захотеть. И я желал этого, как только мог, хотя некое суеверное чувство нашептывало мне, что, выпросив у судьбы поблажку сейчас, я могу не получить ее потом, в гораздо более критической ситуации…

Ольга встретила нас сияющая:

– А я штаны продала! Все! По три и девять.

Мы не верили своим ушам, но физиономии наши уже расплылись в блаженной глуповатой улыбке (насколько я мог судить по лицу приятеля).