Андрей Неклюдов - Я – контрабандист

Я записал «Приморский сонет» Ахматовой и долго затем растолковывал, что означает «с неодолимостью», «ветхий», «скворешни» и о чем вообще стихотворение.

– Я буду изучать… изучить этот стихи и почитать моим друзья…

Было мне удивительно легко и приятно с ней, и ни разу даже не пришло в голову заговорить о коммерции или похвастаться перед ней количеством долларов, что я привез с собой в Корею, как хвастался я некогда перед Ём Ён Сон.

Расстались мы уже в сумерках у освещенной электричеством будки пропускного пункта причала. Девушка приблизилась ко мне вплотную (что за чудные духи!), приподнялась на цыпочки (я уже было решил, что она собирается меня поцеловать)…

– Ва-дим, – произнесла она в самое мое ухо, так что мне стало щекотно, – я… я хочу день сего-дня… не забывайти.

Тогда я поцеловал ее.

Кто знает, предоставь судьба нам с Чун еще несколько встреч, и, возможно, еще одной сентиментальной любовной историей стало бы в мире больше. Однако в мире куда больше историй, которые, не успев начаться, оборвались по воле обстоятельств.

Так и я, расставаясь с Чун, знал, что это, скорее всего, мой последний рейс в Корею.

Рано поутру отшвартовались и под все еще довольно резвым ветерком, треплющим расхлябанные брезенты и видавший виды флаг, покинули гавань.

В открытом океане нас встретила крупная остаточная зыбь, накатывающая большими пологими валами. Стулья ездили по полу каюты, а мы передвигались, держась за стенки. Но меня беспокоило другое. Мысленным взором я видел пустоту огромного помещения ВЦ и жалкую горку сложенных там моих мешков (всего около двадцати штук), как будто специально выставленных напоказ.

– Надо как-то прятать товар, – теребил я тех, чей груз также был свален в ВЦ.

– Нечем прикрывать, чипсов никто не дает, – отвечали мне.

Повариха Наташа, у которой я накануне выпросил тридцать коробок чипсов, чтобы прикрыть ими мешки в лаборатории, призналась, что у нее в поварских кладовых имеется еще коробок сорок.

Но что такое сорок коробок на такое помещение! Ими даже одну мою кучу не прикрыть. Сложить их штабелем у двери, изобразив, будто все помещение загружено чипсами? Но они рухнут от первого легкого толчка… Не знаю, что бы я делал, если бы двое ребят из Екатеринбурга, Юра и Василий, не предложили мне перетащить мои мешки в оплаченную ими кладовку, выходящую в ВЦ.

– Все равно место остается.

– Отлично! А я найду чипсы для прикрытия, – обрадовался я.

После того как все было устроено, Василий и Юра повлекли меня за собой:

– А теперь пойдем выпьем.

Но в эту минуту меня окликнул Федор, хозяин чипсов на пеленгационной палубе, и предупредил, что кое-где между коробками и в просветах поддонов проглядывают мои оранжевые мешки. Пришлось ползать на четвереньках по палубе и затыкать все щели обрывками картона.

Помнится, в первом рейсе Олег внушал мне, что у коммерсантов действует принцип: «Каждый за себя». Никто никому не помогает и не жертвует своими интересами. Если у тебя мокнет или валится за борт груз или тебя «взяла за жабры» таможня – это твои личные проблемы, сам выпутывайся. Не забыл я и высказывания Симона о качелях, о том, что общего успеха быть не может (если один вверху, то другой внизу). И я морально был к этому готов. Но тем отраднее было видеть, что правило это не всегда выдерживается. Володя, Федор, Юра с Василием, Наташа-повариха – все они как-то не соответствовали образу жесткого, преследующего лишь свои корыстные интересы коммерсанта, какой у меня поначалу сложился.

В последний день пути установилась тихая солнечная погода. Судно почти не качало. Улегшись на одеяле на верхней палубе, я предавался мечтам.

Правда, это были не те туманные грезы, что овладевали когда-то мною на уроках географии в школе, а гораздо более конкретные видения. Я воображал, как явлюсь домой (добытчиком, почти что героем!), как будет вокруг меня хлопотать жена и как я вручу всем подарки, как обрадуется дочка великолепной, с таким старанием выбранной для нее кукле. Как сам я займусь наконец наукой, не заботясь о деньгах. Если только институт… Тут мои фантазии начали быстро угасать.

И чтобы отвлечь себя от тревожных мыслей, я поднялся с одеяла и принялся еще раз осматривать кучу, где был упрятан мой товар.

В сиреневатом свете гаснущего дня наш «Профессор Скрыплев» (не тот, что разносит телеграммы, а тот, что возит в Корею коммерсантов) вошел в бухту и причалил у ярко освещенного здания морвокзала, пугающего и притягивающего одновременно. На берегу среди встречающих я разглядел Максима Румянова, Тимура и между ними – незнакомую девушку с косой. Жена Тимура, догадался я. Сам Тимур выглядел бодрым, от былой депрессии, похоже, не осталось и следа.

Мы помахали друг другу, поулыбались, прокричали обычные в таких случаях фразы: «Ну как?!», «Все в порядке?», «Когда разгрузка?» и так далее, и уже устали улыбаться и начали тяготиться этим взаимным созерцанием.

– Идите! – махнул я им.

Максим все же остался, чтобы узнать результаты досмотра. Досмотр производил один-единственный таможенник (остальные из этой смены работали на пассажирском теплоходе «Несмеянов», представлявшем, очевидно, для них гораздо больше интереса). Наше суденышко стояло, оттянувшись на канатах, метрах в пяти от берега. Полоса воды служила, по представлениям таможенников, надежной границей, и потому желтую ленту сняли (вместе с пограничником и его апатичной собакой).

Досмотр начался с каюты екатеринбуржцев – Юры и Василия – и тянулся уже больше часа. Что там происходило, оставалось только гадать. Все прочие пассажиры в это время встревожено бродили по коридорам и палубам, невзирая на приказ «всем оставаться на своих местах», тихо переговаривались.

– Перешел в другую каюту, – шепнул кто-то.

Появился Василий с капельками пота на смуглом лбу.

– Ну, озверел! – закатил он свои темные цыганские глаза. – Наборы посуды у нас задекларированы – заставил все распечатать и в каждую кастрюльку заглянул. Постели, одежду – все перетряс. Не иначе навел кто-то…

Не говоря никому ни слова, я поспешил в свою каюту, извлек из обувного отделения шкафчика блокнот с компрометирующими записями (количества товаров, цены) и замер, не зная, куда его спрятать. Казалось, куда ни спрячь, везде его легко найти. Прокидав в уме с десяток вариантов, я сунул книжицу в полиэтиленовый пакет, пихнул туда же кусок мыла для веса и, выскочив на корму, метнул эту посылку Максу на берег.

О дальнейших действиях «озверевшего» таможенника поступали разрознен–ные сведения: «Трюм опечатал», или: «Сказал, чтобы в ВЦ весь товар разложили, будет сверять со списками…»