Неонилла Самухина - Ассенизатор

Умывшись, он вышел из ванной.

– Ну что, дозвонились? – спросил он пригорюнившуюся у окна соседку.

– Дозвонилась, сейчас приедут. Ой, чего-то мне страшно… Предчувствие какое-то нехорошее… – запричитала та.

– Да будет вам, Ольга Ивановна, расстраиваться! – насмешливо сказал Иван Тимофеевич. – Я-то точно не заплачу, если там даже что-то и произошло. Она убила мою маму, из-за ее собаки тетя Вера теперь инвалид, а ей хоть бы хны! Ну, присудят ей выплатить какие-то копейки, разве же это справедливо?! Человека-то не вернешь!

– Ой, не говори, Ванечка! Плохо, очень плохо получилось с Полиной Викторовной. Да видишь, законы-то какие у нас… – согласилась с ним Ольга Ивановна. – Ну ладно, пойду я.

Закрывая за ней дверь, Иван Тимофеевич слышал, как в квартире напротив беснуется и лает собака.

Вскоре подъехала милиция. Иван Тимофеевич наблюдал в глазок, как два милиционера, остановившись перед дверью Светланы, терпеливо жали на звонок. Собачий лай стал громче, видимо, Грей подбежал вплотную к двери, почуяв чужих.

Милиционеры посовещались, и один из них направился к квартире Ивана Тимофеевича. Тот инстинктивно отпрянул от двери.

Раздался звон колоколов. Иван Тимофеевич выждал несколько секунд и открыл.

– Доброе утро, – поздоровался милиционер, которого Иван Тимофеевич уже узнал – тот тоже приезжал, когда умерла мама. – Мы не можем дозвониться до вашей соседки. Не знаете, дома ли она?

– Я уже несколько дней ее не видел, – ответил Иван Тимофеевич, и осторожно добавил: – Да и не до нее мне было, знаете ли…

– Да, я помню, – кивнул милиционер, сочувствующе посмотрев на него. – Но, боюсь, нам придется вскрыть ее дверь. Попрошу вас быть понятым.

– Извините, но присутствовать при вскрытии двери, за которой находится бешеная собака, я не хочу! – отрицательно покачал головой Иван Тимофеевич. – А заставлять вы меня не имеете права! – и он захлопнул дверь перед остолбеневшим милиционером.

Уйдя в комнату, Иван Тимофеевич принялся ждать.

Через какое-то время до него донеслись с площадки звуки взламываемой двери, сопровождающиеся захлебывающимся рычащим лаем Грея. Потом вдруг одновременно раздались истошный женский вопль, мужские крики и несколько выстрелов. После чего на несколько секунд наступила тишина.

Иван Тимофеевич тихо подошел к двери и заглянул в глазок, но ему весь обзор загородила чья-то широкая спина.

Не выдержав, он осторожно приоткрыл дверь.

Тот милиционер, что приглашал его в понятые, сидел на ступенях, зажимая рану на бедре, из которой хлестала кровь.

Бледная, как смерть, Ольга Ивановна стояла, вжавшись в стену, а второй милиционер, переступив через мертвую собаку, лежащую на площадке, направился в квартиру, из которой тянуло характерным сладковатым запахом.

Выскочив обратно, милиционер, закрывая нос платком, промычал:

– Там женский труп, весь объеден собакой.

Несмотря на доносящийся из квартиры тошнотворный запах, Ивану Тимофеевичу вдруг показалось, что пространство вокруг стало чище, он просто физически ощутил это.

«Зло должно быть вычищено из нашего мира!» – еще раз убедился он, и удовлетворенно взглянув на труп собаки, пошел обратно в квартиру: вызывать «скорую помощь» для милиционера – ему она понадобится даже, если у собаки не будет обнаружено никаких болезней.

Так была выполнена его первая работа в качестве Ассенизатора мира, но мы не станем раскрывать профессиональные секреты достижения этого. У каждого Ассенизатора свои методы…

С той самой поры, Иван Тимофеевич, продолжая трудиться на аптекарской ниве, и изготавливая лекарства, облегчающие страдания людям, ни на минуту не забывал о своей Основной Обязанности… Он высматривал притаившееся Зло и искоренял его, но Зла было много, оно вылезало из всех щелей несовершенной человеческой души… Поначалу он из-за этого очень переживал, но постепенно к нему пришло спокойное осознание неизбежности и важности своей миссии… И он стал выполнять свой долг с невозмутимостью косца, который не проверяет ежеминутно: приблизился ли далекий край поля, а просто косит и косит свою траву…

Однажды, возвращаясь домой, Иван Тимофеевич наткнулся во дворе на пьяную компанию, расположившуюся у детской песочницы и горланящую похабные песни. И родители, и ребятишки, держащие в руках ведерки с совками, издалека тоскливо посматривали на них, но приблизиться, а тем более выгнать их с насиженного места никто не решался.

Глядя на испитые лица мужиков, жадно хлебавших из бутылки какое-то мерзкое пойло, Иван Тимофеевич холодно констатировал, что этот человеческий мусор – тоже Зло, требующее утилизации. От таких существ, которых он и людьми-то не хотел называть, был только один вред и никакой пользы. Они никогда уже не станут людьми. И все эти крики о защите пресловутых прав человека, все чаще раздающиеся с подачи западных кликуш, наоборот развязывают руки таким вот отродьям: алкашам, наркоманам, убийцам, избежавшим смертной казни из-за ее отмены слюнявыми правозащитниками… С ними носятся, пытаются перевоспитать, а это все бесполезно: горбатого могила исправит…

Иван Тимофеевич много лет знал одного из сидевших перед ним мужиков, Митрича, который жил в квартире этажом ниже. И все эти годы тот пил, теряя из-за этого работу за работой и опускаясь все ниже по социальной лестнице. Но если бы он опускался сам, это было бы полбеды, но он тащил за собой и других людей. Жена Митрича, разведясь с ним десять лет назад, была вынуждена с детьми жить с ним в одной квартире – у нее не было денег на доплату, чтобы разменяться и освободить себя и детей от кошмарного соседства. А Митрич, напиваясь, из года в год гонял их всех по квартире, избивая, а то и угрожая ножом.

Приезжала милиция, забирала его, но на жалобы женщины, что Митрич угрожал ее убить, каждый раз следовал ответ: «Угроза – это еще не совершённое преступление… Вот когда вам будут нанесены какие-то реальные ранения, тогда мы и сможем его привлечь, а так отсидит сутки в участке и вернется», – разводили милиционеры руками и увозили буйствующего Митрича с собой.

Иван Тимофеевич однажды слышал, как несчастная женщина, жалуясь соседкам, сказала, что готова сама подставиться под нож, лишь бы Митрича забрали куда-нибудь надолго, а то дети уже стали заиками…

Да, алкоголики и дебоширы являлись еще одним Злом, от которого нельзя было так просто избавиться. Сколько бы их не лечили, большинство из них все равно возвращалось к этому пороку. А из люмпенов теперь вообще никто не лечится. Раньше хоть общество насильно заставляло их проходить лечение, теперь же это все пущено на самотек.

Иван Тимофеевич содрогнулся от омерзения, и пробужденный в нем Ассенизатор вновь принял решение: «Подобное должно наказываться подобным…»