Ион Деген - Четыре года

Пеламида по рублю за штуку! В каждой рыбине чуть ли не добрый килограмм. Официальная цена килограмма рыбы, конечно, не пеламиды, а чего-нибудь попроще, – один рубль и сорок копеек. Но пойди купи ее. Даже простую. А тут пеламида. Где ты найдешь ее? Надо ли удивляться тому, что торговля шла бойко, и быстро опустевающие шлюпки возвращались к суднам за новой порцией рыбы.

Не обремененные прозой быта, мы окунулись в бархатную воду и поплыли к красному буйку метрах в ста от берега.

Сыну шел восьмой год. Я не могу сказать точно, какое количество вопросов из области научных и политических знаний он задавал мне в течение суток. Могу только утверждать, что я не имел передышки между окончанием ответа и началом очередного вопроса. Нередко у меня не было необходимых знаний, и я обещал прочитать, чтобы дать компетентный ответ. Нередко мне приходилось увертываться, чтобы уйти от неудобного вопроса. Но это была явно порочная тактика, потому что увертки в свою очередь порождали цепную реакцию дополнительных вопросов. Сейчас, в море, у меня появилась минутная передышка: мы плыли к буйку наперегонки. Но как только мы легли на спину и лениво поплыли параллельно берегу, сын немедленно спросил:

– Папуля, что такое контрабанда и презервативы?

Я сразу догадался, почему сын задал этот вопрос, но, чтобы уйти от немедленного ответа, спросил в свою очередь:

– Откуда тебе известны эти слова?

– Вчера вечером ты читал очень красивые стихи – "Ах, Черное море, вор на воре!"

Действительно, вчера после ужина я читал нашим соседям стихи Багрицкого.

Я делал подробный доклад о контрабанде, не переставая думать, как бы это объяснить, что такое презервативы. Между прочим, в восьмилетнем возрасте я каким-то образом примерно представлял себе значение этого слова.

– Презервативы это такое резиновое изделие…

– Как мяч?

– Не совсем. Я объясню тебе позже. У меня возникла идея по поводу контрабанды. Ну-ка, сын, плыви к берегу и подожди меня. Я поплыву к кораблю.

– Я с тобой.

– Понимаешь, в твоем присутствии мне могут не ответить на некоторые вопросы. Ты лучше подожди меня на берегу.

Мы оттолкнулись ногами и поплыли в противоположных направлениях.

Решение посетить корабль возникло не только потому, что я хотел уйти от неудобного вопроса. Все равно придется ответить. Рассказывая сыну о контрабанде, я увидел на мостике человека, похожего на капитана, доброго знакомого нашей хозяйки. Я познакомился с ним в прошлом году. На таком расстоянии, конечно, можно было ошибиться, что это именно тот самый капитан. Но я ничем не рисковал, кроме маловероятного окрика с берега по поводу нарушения правил заплыва. Я убедился в том, что не ошибся, еще до того, как взобрался на корму, расположенную низко над водой.

Капитан неторопливо спустился с мостика и подошел ко мне, удобно растянувшемуся на теплой дощатой палубе.

– Комарджоба, кацо.

– Здравствуйте, – ответил я, пожимая его руку. Мы поговорили о погоде, о спокойном море, о количестве курортников. К корме причалила шлюпка. Пока ее нагружали рыбой, гребец подошел к капитану и вручил ему упитанную пачку денег. Я подождал, пока отошла шлюпка, и спросил:

– Скажите, капитан, не считаете ли вы, что эта торговля, как бы сформулировать вопрос, не совсем порядочна?

– Дарагой, вы палагаете, что мы прадаем по непорядочным ценам?

– Нет, я говорю не об этом.

– Покупатели не давольны?

– Безусловно, довольны.

– Значит, все в порядке.

– Но ведь вы должны сдать улов на рыбозавод.

– Дапустим. Как тогда курортники увидят рыбу? – Капитан, кажется, нащупал самое уязвимое место в аргументах своего оппонента. – Кроме таго, пасматри, мы сгружаем улов на рыбозавод.

– Но это только одна двенадцатая часть улова.

– Им хватит, кацо.

– Но ведь у завода тоже есть план.

– Канэчно. И они выполнят план на сто десять процентов. Десять процентов, чтобы получить премию за перевыполнение плана.

– И вы тоже перевыполните план на десять процентов? – Спросил я не без ехидства.

– Канэчно, дарагой. И при этом маи матросы палучат зарплату вместе с премией, которой им хватает как раз на презэрвативы.

Я остолбенел. Капитан не мог услышать, о чем мы говорили с сыном у буйка. Его, безусловно, не было вчера вечером среди слушавших стихи Багрицкого…

– Что-нибудь случилось, дарагой?

– Нет, ничего. Я просто подумал, что рыбозавод не может сдать в банк наличные деньги. Если я не ошибаюсь, заводы не оперируют наличными.

– Канэчно. Но работники банка тоже хотят кушать.

– А торговая сеть? Ведь они должны что-то продавать?

– Канэчно, дарагой, Канэчно! Рыбозавод им иногда кое-что подбрасывает, что-нибудь папроще. У них кое-что астается, когда нэ каптят и нэ солят. И вабще всэ давольны.

– Но не могут быть все довольны. Это противоречит законам экономики. В условиях несоциалистического производства кто-то должен потерять.

– Нэ должен. Всэм харашо.

– Но государство определенно теряет?

– Зачэм теряет? Государственный банк палучает деньги. Харошие деньги.

Я растерянно смотрел на капитана. Море было абсолютно спокойным. Но мне казалось, что палуба слегка качается подо мной. Капитан с сожалением посмотрел на меня и продолжал:

– Панимаешь, кацо, у нас, у грузинов заведено так: если у маего саседа хароший дом, – на здоровье, у меня тоже будет хароший дом. Если у маего саседа "Волга", а у меня только "Запоророжец", – на здаровье, у меня тоже будет "Волга". А вы, славяне нэхароший народ. Вы всэгда мэчтаете: "Чтобы у маего сасэда корова сдохла!"

– Не знаю. Я не славянин.

– Нэ славянин? А кто же ты?

– Я еврей.

– Еврэй? Нэ может быть! Чего же ты такой глупый? Вот у нас еврэи -очин умные люди. Я даже знаю несколько миллионеров.

– Но ведь с такой психологией мы никогда не построим коммунизм.

– Паслушай, кацо, аткуда ты приехал? Из Киева? Так ехай себе в свой Киев и строй сэбе свой коммунизм. А здесь люди хатят жить по-челавечески.

Я медленно плыл к берегу, пытаясь навести хоть какой-нибудь порядок в своих мыслях. Все в выигрыше. Всем хорошо. И это в результате явного беззакония. Покупателям выгодно. Моряки зарабатывают. Рыбозавод выполняет план, не ударяя пальцем о палец. Магазин получает какие-то продукты, а банк – взятки. Но кто-то все же должен проиграть? Хозяйка не перестает утверждать, если частное хозяйство было бы легальным, если бы не надо было увертываться и платить взятки, могло быть еще более выгодно – и хозяевам и потребителям. А как же тогда социализм?

Я плыл, извлекая на поверхность сознания необходимые сведения из произведений Карла Маркса и самых современных источников политической экономии социализма. Коммерческая операция "Пеламида" разрушала привычные представления. Я не мог ответить на вопрос, почему никто не теряет, когда нарушают не только законы политической экономии, но даже самую социалистическую законность. А вдруг сын задаст мне подобный вопрос?