Вячеслав Дегтев - Крест(сборник рассказов)

– Чем больше ты скажешь, тем более ты в цене.

В работа вы как в проруби,

В постели вы как на войне.

Козлы!

Козлы-ы!

И вот он, значит, этак фланирует, а его догоняет наш джип с тонированными стеклами. Джип равняется с этой лощеной тварью, стекло опускается. Я – мафиозный "папа", сижу на заднем сидении, развалясь вальяжно, а на переднем сидении один из моих, так сказать, учеников, нет, лучше и надежней, если кто-нибудь из сыновей. Надо же натаскивать молодых волчат… На коленях у него – пушка с глушителем. Для этого весьма хорош старый добрый ТТ, недурен также длинноствольный 9-ти миллиметровый парабеллум ("морская" или "артиллерийская" модель); годится и "стечкин", но этот похуже; "макар" не годится вовсе, и заряд слабоват, и ствол коротковат, в упор не попадешь. Спросите любого сколько-нибудь приличного авторитета: какую пушку он предпочитает для дела? Конечно же

"токаря", чувак, – какой базар? – будет ответ… Итак, на коленях у сына "токарь" с глушаком, лучшая пушка всех времен и народов, мы приближаемся к "объекту", равняемся с ним, стекло у нас ме-е-едленно опускается, и с самого близкого, верного, убойного расстояния, почти в упор, сынок всаживает в длинную нескладную фигуру чуть ли не всю обойму. Вот тебе и…

Будет!

Будет жить при коммунизме

Наше поколение людей!

Это не я писал. Это он писал, выслуживая, вылизывая, выцеловывая себе местечко в прогнившем чреве того громадного, погибшего от собственной громадности организма, который сейчас растащили и остов которого догнивает, подобно выброшенному прибоем кашалоту; его угробили вы, номенклатурные гении соцреализма, – своей высокооплачиваемой любовью. Растащили своими иудиными поцелуями. "Марш кинескоповцев" не приходилось читать? Прочтите – перл!

Козлы!

Козлы-ы!

Салон наполняется сизым, сладковатым дымом. "Объект" падает шнобелем в дорожную пыль, а мы медленно, как ни в чем не бывало удаляемся. Я хлопаю сынка по угловатому плечу: молоток! И протягиваю ему откупоренную бутылку "Камю": дерни-ка! Тот растерянно-счастливо улыбается, радуясь моей скупой похвале. После чего везу его на "малину", где всю ночь предаемся дичайшей гульбе. Преемственность поколений. Семейный, так сказать, подряд.

Мечты, мечты… А этот двурогий, с седым бобриком, между тем жив-здоров, сочиняет бодряческие оды-панегирики чиновникам-кормильцам, всем этим коммунальным баронам (ему это близко, первая специальность), королевам приемных, секретаршам-многостаночницам, акулам начальнического имиджа, и в свите новой делегации он опять улетел то ли в Африку, то ли в Америку, что-то там по обмену опытом в сфере индустрии музеестроительства, ведь они, такие, непотопляемы, всплывают при любой стихии, существуют в любой среде, самой едкой, как вышеупомянутые существа, обитатели кишечника, с виду вроде полное ничтожество, причем ежеминутно демонстрирующее это свое главное качество, а вот поди ж ты, попробуй найди на него управу, руками тронуть мерзко, западло, слишком чисты для этого руки, но и стальной вилкой закона не подцепишь. Такие скорей тебя самого подцепят. И вот он расклад: это ничтожество, как какое-нибудь высочество, возят на белой "Волге", а тут трясешься на общественном транспорте, который страсть как нерегулярен – так бы регулы появлялись у ваших любовниц! – часами простаиваешь перед оружейной витриной в пустых мечтаниях, и остается лишь, подобно австралийским аборигенам или каким-нибудь бушменам тупорылым, рисовать на песке контуры своего врага и поражать его копьем, поражать, поражать… Удар! Еще удар!

– Увязшие в собственной правоте…

Завязанные узлы…

Я тоже такой, только хуже,

И я говорю, что вижу:

Козлы!

Козлы-ы!

Но есть, есть и на вас, ребята, эффективное средство. Это

– грубая сила, которую вы, председатели всевозможных возрожденческих комитетов, духовидцы-специалисты по куликовым, бородинским и прочим "духовным" полям, окоемам и пядям, мандельштамоведы и прочие заслуженные краезнатцы, не дравшиеся никогда, не служившие в армии, в институты поступавшие по разнарядкам райкомов, постукивавшие там, всю жизнь

"развивавшие традиции", трущиеся у начальственного сапога,

– боитесь панически. Одного такого плешивого, облезшего от усердия деятеля, возрожденца-вырожденца, вечного мальчика с ясным взглядом тимуровца, "дежурного по черноземной ниве", я всего-навсего как-то в шутку подержал за пиджак один на один, так от него запахло дурно. Ты помнишь это, Эдик?

Да, если б я был тем, кем проектировался спервоначалу, я бы непременно разобрался бы и еще кое с кем. Кандидатов хоть отбавляй. Один с маленькой плешивой головкой микроцефала, как у грифа-могильника, был начальником тюремной газеты, и даже награждался чем-то самим, будто бы, Берией (хорошо, значит, помогал управляться с несчастными по темницам), теперь же он -"духовный" (как они любят это слово!) лидер, предводитель всей этой галдящей своры полууродов-полудегенератов; двое бастардов с широкими задами, как у мадъярских лошадей и с бабьими ухватками, оставленные войной, один немецкого стандарта, другой итальянского, как зачаты с проклятьями, так и прожили свои никчемные жизни на чужбине, немилые даже матерям, презираемые женами; двое суетливых графоманов-репортеров, по всем статьям климовские типажи-легионеры, при любой погоде запросто рифмующие Петра с верфью, а Бима с флотом (теперь еще разрешили рифмовать церковь с благодатью, аналоем и прочими атрибутами, – ух, как они пустились осваивать эту пустошь!), без устали возрождающие, конечно же, "духовно", наш черноземный край. Можно пристегнуть кого-нибудь и из мандельштамоведов, всех этих брюнетисто-носатых потомков швондеров, поющих псалмы-плачи о сталинских грубиянствах, при которых их дедам давали недостаточно повышенный паек. Чистил он вашу козлобородую, картавую свору до третьего колена, а надо бы стрелять до седьмого!

Да-с, однако многовато кандидатов получается. Что ж. Тут стоит довериться жребию – судьба, она не слукавит. И никому обидно не будет. Ведь уровень сволочиз… тьфу ты! – интеллигентности у вас у всех примерно одинаков.

И вот выбор сделан. С вечера звоню на квартиру. Спрашиваю хозяина, его конечно же не зовут к телефону, долго выясняют, кто спрашивает – ага, значит, дома! – и утречком, по холодку, часов в шесть, нет, лучше в пять, когда все еще спят, наношу визит. Машину оставляем у подъезда, под парами. Поднимаемся на третий этаж. Лучше всего вдвоем, для страховки, в широких плащах, которые будут скрадывать фигуры, и которые в случае необходимости можно сбросить – под такими широкими плащами удобно носить автомат. Старый добрый АКМС

("десантная" или "танковая" модель), с металлическим откидным прикладом, калибра 7,62, где пули со стальным сердечником и запросто просаживают шейку рельса, – что для них какая-то там бронированная дверь?!