Алеш Гучмазты - Матрона

Ах, если бы она не произнесла, разозлившись, этих слов…

Егнат, конечно, страдал из-за потери ноги, постоянно чувствуя свое увечье, неполноценность свою, но в то же время он понимал, что потерял ногу, защищая односельчан и тысячи других людей, и это наполняло его гордостью. Он считал, что люди должны быть благодарны ему, нести его славу, как знамя. Он думать не думал, что кто-то может попрекнуть его увечностью, обозвать его одноногим вместо того, чтобы петь ему хвалу и славить за подвиги. И когда Матрона назвала его в ярости одноногой собакой, он поразился вначале, а потом стал смеяться, растравляя себя и впадая в безудержный крик.

– Ха-ха-ха! – смеялся он не без гордости за себя. – Одноногая собака!

Заходясь в хохоте, стучал кулаком по уцелевшей ноге:

– Ха-ха-ха! Егнат – одноногая собака!

Его услышали. Если днем люди сторонились его, то теперь все спешили на крик, и он принял это как должное, как причитающиеся ему по праву внимание и заботу.

С появлением людей он просто обезумел:

– Егнат – одноногая собака! Подходите, смотрите, я – одноногая собака! – завалившись на спину, он задрал единственную ногу, болтал ею в воздухе. – Я еще хуже собаки, потому что из-за таких, как вы, потерял ногу! Я – глупая, тупая, неразумная собака!

Окружившие его люди ничего не понимали.

– Что случилось, Егнат? – спрашивали его.

Продолжая болтать ногой, он кричал:

– Обзывают меня одноногой собакой! Конечно, теперь я для них одноногая собака! Убирайтесь все, оставьте меня! И женщины тоже! Пусть не навязываются! Не хочу! Пусть уходят куда подальше! Иначе убью, уничтожу! И женщин, и детей!

Люди начали кое-что понимать, догадываться. Между тем подоспели его мать и жена. Они пытались успокоить его, но он гнул свое:

– Ненавижу их! Весь их род – это мои кровные враги! А она еще и навязывается мне! На коленях умоляет пожалеть ее! Приголубить! Да если бы Егнат жалел своих врагов, он бы не потерял ногу! Ох, сволочи! Вьются возле тебя, как кошки, просят, умоляют, а когда видят, что обман не получился, сразу начинают оскорблять! Сразу становишься для них одноногой собакой!

Кто-то, поняв его слова по-своему, укоризненно покачал головой. Стали переглядываться и другие.

– Ой, сколько же мы терпим от этой проклятой семьи! – запричитала мать Егната. – Ой, куда бежать от них – сама не знаю!

Женщины силой поволокли Егната домой.

В тот вечер в селе пошли новые разговоры. Никто из женщин не верил в это, сомневаясь в правдивости Егната, но и пошептаться все были не прочь: “Вы слышали? Матрона предлагала Егнату себя, чтобы он оставил ее ребенка в покое”…

До нее эти разговоры дошли не сразу. Да и не могли дойти. Потрясенная, она потеряла способность слышать людские пересуды, постоянное злословие вокруг.

Не помня себя, простояла у дерева до поздней ночи. Пришла домой и даже не глянула, где скотина, где куры. Не стала зажигать свет. Сидела на кровати и думала о том, как жить дальше. Но так и не смогла ничего придумать, так и застал ее рассвет, которого она тоже не заметила, и лишь когда стало совсем светло, поняла – начался новый день…

Она сразу же вспомнила о неприсмотренной скотине, но осталась в доме. Ей казалось, что во дворе ее подстерегает какаято неясная опасность, стоит только выйти, нарвешься на оскорбления, услышишь что-то злое, обидное, увидишь радость мести в чьих глазах. Лучше уж сидеть в своем доме, как в гробу, может, и обойдется, и беда пройдет стороной.

Но и в доме не убереглась она. Прибежала Зара, жена Егната, ворвалась, не постучавшись, и сразу же взялась кричать. Матрона как сидела на кровати, так и осталась сидеть. Слушала и не могла понять: что ей нужно, Заре? Чего пришла, раскричалась тут? Это она, Матрона, должна бы вломиться к ним в дом и кричать во все горло, кричать так, чтобы все село слышало. Но ворвалась Зара, а она продолжала сидеть, как пригвожденная, и голова ее раскалывалась от боли, каждая косточка ее ныла от усталости – она так ослабела, что почти не слышала ничего, и все пыталась понять – зачем здесь суетится Зара, чего она хочет?

– Что случилось? – спросила наконец.

– Что случилось?!.. Отвяжись от нас! Оставила меня без детей, а теперь еще и мужа хочешь отнять?!

– Кто отнимает у тебя мужа? – силилась понять ее Матрона.

– Ты, бессовестная, ты! Что ты предлагала ему вчера возле реки?! Стелилась под него, бесстыжая!

– Стелилась?

– Насильно лезла под него! – лицо Зары покрылось черными пятнами. – Лезла, как гулящая тварь!

Матрона поняла, наконец, о чем речь, и ее бросило в дрожь.

– Я сказала Егнату… – она замолчала, не зная, как продолжить.

– Тьфу, проклятая! – плюнула в ее сторону Зара.

У Матроны перехватило дыхание, – словно кто-то вырвал ее сердце, – кровь ударила в голову, горячая, жгучая кровь.

– Вы что, не люди? – выдавила она из себя, едва ворочая пересохшим языком.

– А ты кто такая? Ты сама кто такая?!

– Я?

– Ты!

– Я бедная женщина. Я хочу только одного – оставьте меня в покое. Не позорьте…

– Это еще кто кого позорит!

– Неужели у вас Бога нет? Он же смотрит на вас, неужто вы не боитесь Его гнева?.. Я не ждала от Егната ничего хорошего, но все же надеялась – может, хоть что-то человеческое в нем осталось? Упала перед ним на колени, просила, чтобы он не трогал моего сына, не гонялся за ним, как лютый зверь… Но оказалось, он хуже зверя. Он грязный, с черной совестью урод – вот что я поняла, когда услышала его ответ…

– Что он тебе сказал?

– Он собака, а не человек! Одноногая собака!

– Что он сказал?!

– Он сказал – роди мне детей. Вместо жены…

– А ты… Ты и вправду родишь ему?

– Роди мне детей, – повторила она слова Егната и зарыдала, закрыв лицо руками.

И все же успела заметить: Зара резко вскинула голову. Прямо как змея, собирающаяся кого-то ужалить.

– Что? – спросила она, но не слово произнесла, а будто воздух, распиравший ей грудь, выдохнула, а вместе с воздухом выдохнула и сам вопрос.

Матрона не ответила. Стиснула лицо в ладонях и продолжала плакать.

– Матрона… – услышала она голос Зары.

Ей не хватило сил отнять руки от лица.

– Кто врет, – жестко проговорила Зара, – пусть поест мяса своего ребенка!

Услышав это страшное заклятие, Матрона медленно вытерла глаза и подняла голову, глядя в упор на Зару:

– Аминь! – подтвердила. – Пусть будет так!

Сердце ее снова наполнилось яростью:

– Пусть будет так, Зара! Аминь! – повторила она и встала.

И поняла вдруг: с сегодняшнего дня эти люди не просто ненавистны ей, нет, она стала чувствовать их запах, отвратительный, тошнотворный запах мерзости. “Оказывается, это еще и пахнет”, – подумала она и вышла, оставив Зару в доме.