Алеш Гучмазты - Матрона

"Мама, ты скоро вернешься?"

"Скоро, сынок, скоро вернусь".

В горле ее словно застряли когда-то сказанные слова, подлее которых и не найдешь: из-за этих слов сын ее остался сиротой, а сама она лишилась сына. Теперь и фотография попрекает, и она не может выдержать детского взгляда, отворачивается, но не плачет, нет, сердце ее полнится злобой, и в этот миг она ненавидит людей, всех без разбора, а не только тех, что лишили ее счастья, отняв у нее мужа, заставив собственноручно отвести ребенка на чужбину и оставить там. Кто бы они ни были – односельчане или чужаки – все навредили ей, все враги.

– Чатри, – обратилась она к мужчинам, – в комнате посидите или на веранде?

– Лучше здесь, там жарко.

Ей-то хотелось, чтобы они вышли на веранду, сидели на виду у всей улицы: все равно эти коровы-соседки выдумают, чего не было, распустят слухи, накрутят сплетен, так пусть хоть посмотрят, позлятся. Она понимала, конечно, что Чатри здесь другого мнения, – ему не хочется выставляться, сидеть на виду, – и потому, не споря, стала накрывать стол в комнате. Не удержалась, правда, от того, чтобы не выйти пару раз на веранду, и женщины на улице умолкали тут же и застывали в стойке охотничьей собаки.

Поставив угощение, она села вместе с мужчинами. Молодой больше молчал, зато Чатри разошелся вовсю – приступ хвастовства на него напал. Она слушала, улыбаясь, и вдруг, приглядевшись к молодому, заметила над его левой бровью крохотное родимое пятнышко, похожее на след гусиной лапки. Чем-то знакомым повеяло, горячие волны пошли по ее телу. Гость принес ей какуюто нечаянную радость, но что это за радость, она никак не могла понять; голос его или, вернее, истоки души, рождающие этот голос, были знакомы ей и близки – она не могла ошибиться.

Ей вспомнился сын; так живо предстал перед ее глазами, так явственно услышала она его милый голосок, что замерла, содрогнувшись. Вот уже сорок лет скоро, как сердце ее пытается забыть все это, но безрезультатно: находит порой на нее какое-то затмение и кажется ей, будто он только что исчез, потерялся и всего секунду назад она узнала о его побеге из детского дома.

"Пропал без вести".

Сын, ее сын, солнышко ее маленькое, вот он лепечет о чем-то, сидя у нее на коленях, а люди толпятся рядом, хотят вырвать мальчика из ее рук. Она не отдает, с силой прижимает его к себе, но нет сына, пустота, к собственной груди прижала она руки, ощутила биение своего сердца и подумала – это он, он бьется в ее груди вместо сердца.

И снова голос, до боли знакомый голос гостя. Очнувшись от звука его, она снова стала вглядываться и никак не могла сообразить, кого же он напоминает ей чертами лица, движениями, повадками. Кто он такой, ее гость? Она не находила ответа, а вопрос уже крепко запал в ее растревоженную душу. Она начисто забыла, что гость пришел сватать ее за своего отца, и снова вернулась в то давнее время, когда – представительный и красивый – пришел сватать ее Джерджи. Тогда она не сидела со сватами за столом, тогда она дрожала от радости, веря и не веря в столь чудесное исполнение самых радужных своих мечтаний. Ах, как же они были счастливы с Джерджи! Всего несколько месяцев, не больше, но счастливы беспредельно… Ей вспомнилось вдруг, как Джерджи вел себя с людьми чужими, случайными, и она поняла, кого ей напомнил этот молчаливый, сдержанный гость. Казалось, к ней в дом залетел светлый осколочек ее прежней жизни, и она стала вести себя осмотрительнее, боясь почему-то осрамиться – неловким словом или жестом. Значит, стыд еще таился где-то в потаенном уголке ее существа, тот самый стыд, который она давно уже променяла на вольную жизнь. Оказывается, все при ней, и она опасается его – как бы не посмеялся над старухой, не сказанул бы чего такого, что молнией поразило бы ее, оставив рану на всю оставшуюся жизнь. И в то же время она ждала от него доброго слова, надеялась, и сердце ее трепетало в нетерпеливом ожидании.

Чатри между тем напомнил ей о цели их прихода. Она в молчаливом недоумении уставилась на него: забыла, уйдя в свои мысли, что ей придется так или иначе ответить им – пойдет она замуж или нет. И самое удивительное, что вопрос и ответ, который надо было дать, не казались ей главными сейчас. Гораздо важнее было то, что она пережила и перечувствовала, сидя рядом с ними, слушая вроде бы, но думая о своем. И снова она отдалилась от них: в душе ее опять зазвучал тот забытый голос, и ей никак не удавалось распознать его. Прислушиваясь к себе, она вдруг почувствовала: какая-то беда нависла над ней. А может быть, радость? Ее обуревали сомнения, но тот же голос, теперь уже наяву, прервал их: молодой гость вслед за Чатри вежливо поторопил ее с ответом.

Ну, что же, надо отвечать.

– Вряд ли женщине моих лет пристало думать о замужестве. – Она помолчала, скромно потупившись. – Но когда человек попадает в отчаянное положение, он может наделать глупостей. Чатри меня знает: на всем белом свете у меня не осталось ни одной родной души. Но пока ноги ходят, надо жить, хорошо ли, плохо ли, надо терпеть. А вот потом, когда я слягу, кто будет за мной присматривать? Кто похоронит? Да и устала я жить одна. Не с кем поговорить, обсудить домашние дела – все сама с собой, все молча. Сама трудись и сама же пожинай плоды своего труда. Что это за жизнь, когда не стараешься обрадовать кого-то близкого, если никому не нужна твоя суета, если ни о ком не заботишься и никто не заботится о тебе? Такая жизнь все равно, что медвежья: лежи в берлоге и соси свою лапу. Чатри знает, в соседнем селе есть одинокая женщина, ее муж пропал на войне, но она до сих пор ждет его. Все ей кажется, что он вот-вот появится на пороге. А я? Не жду никого и сама никому не нужна. И в то же время – разве женщине под силу самой содержать дом? И дров нужно привезти, и сена накосить, и много чего другого… Пенсия мне пока не полагается, но учли мое бедственное положение и все же дали. Но разве проживешь на эти копейки? И от скота мне никакой пользы, даже расходы на свой корм не покрывает. Вот так и маюсь. И все же… не пристало в мои годы выходить замуж. Сейчас и на молодых невест смотрят косо, а уж меня-то и подавно никто не сделает хозяйкой в своем доме… И все же я подумаю. Посмотрю. Прикину.

Мужчины ждали более определенного ответа. Но ей больше нечего было сказать. Поговорить-то ей хотелось, но лишь один на один с молодым гостем и совершенно о другом. Пусть бы он порасспросил ее о муже, о том, как она бросила своего ребенка на произвол судьбы. Но нет, гость не интересовался ее жизнью, и она тоже потеряла к нему интерес. Ей стало обидно, что человек, показавшийся таким близким, запавший в самую ее душу, оказался холоден и безразличен к ней. Мужчины уловили ее настроение и стали прощаться.