Рю Мураками - Мисо-суп

Когда дядечка «Mr. Children» склочничал с девушкой номер пять, он особо не выбирал выражений: «По тебе же сразу видно, — орал он, — что ты в сексе по телефону работаешь. Я вас всех как облупленных знаю». И что она ему на это сказала? «Конечно-конечно, по мне сразу видно». — И улыбнулась, окончательно втоптав этим в грязь свое человеческое достоинство.

А хозяин заведения? Типичный обитатель Кабуки-тё — мужчина с абсолютно атрофированным чувством ревности, да и вообще поразительно бесчувственный. Он с легкостью мог простить и своей подруге, и подругам своих друзей даже самую обидную измену — измену с незнакомцем.

Официант с пирсингом, как ни посмотри, был просто одним из многочисленной породы молодых людей, косящих под музыкантов.

Такие, как он, чаще всего ни черта не смыслят в музыке и не особо стремятся к расширению своего музыкального кругозора. Они просто продолжают по инерции заниматься чем-то, к чему их подталкивает ближайшее окружение, будь то друзья или семейный круг.

Все эти люди из клуба знакомств жили не своей волей, а по чьей-то указке. Словно они были созданы для того, чтобы своим существованием иллюстрировать всякие социальные стереотипы. Мне было неприятно находиться среди этих людей, они наводили меня на мысль о том, что внутри у них не кровь и плоть, как у живых существ, а опилки и куски поролона, которыми раньше набивали мягкие игрушки. И даже когда я стал свидетелем их смерти — увидел, как медленно и вязко течет из раны кровь, услышал треск ломаемой кости, — это выглядело как-то нереально и не очень-то меня убедило. Я же помню, что единственное, о чем я подумал при виде истекающей кровью девушки номер пять, это то, что ее кровь больше всего похожа на соус для сашими.

Все они были всего лишь имитацией людей. Я уверен, что Маки — девушка номер один — за так ни разу и не задумалась, чего она хочет в этой жизни, не попыталась найти свой собственный стиль. Ей казалось, что достаточно окружить себя эксклюзивными вещами, и она тут же станет эксклюзивной личностью. Для Маки эксклюзивными вещами были упаковка тофу за пятьсот йен, пять ломтиков сашими за две тысячи йен, платье от Джунко Симады, гостиница «Хилтон» и международные перелеты первым классом. Она свято верила в то, что люди, достигшие всего этого, — уже полубоги, и самым ее заветным желанием было очутиться в обществе обладателей всех эти сокровищ, стать такой, как они.

Но дело-то в том, что я сам был ничем не лучше всех этих убогих придурков. Совершенно такой же, как они. Именно поэтому я и видел их насквозь, понимал каждое движение их поролоновых душ, и от этого мне становилось еще гаже.

Наискосок от полицейского участка, прямо на входе в стриптиз-клуб, топтался молодой зазывала в серебристом костюме и с красной бабочкой на шее. Ему было холодно, он то и дело потирал руки одна о другую. Впрочем, это не мешало ему кидаться к редким прохожим, обрушивая на них целый ворох соблазнительных предложений.

Полукруглую арку над входом в стриптиз-бар освещала изогнутая неоновая лампа. Ее отсвет падал на лицо зазывалы, окрашивая его то в оранжевый, то в сиреневый цвет. Но вот — пауза, никого прохожих нет. Зазывала широко зевнул. Потом еще раз и еще. Вот к нему подошел невесть откуда взявшийся уличный пес, и зазывала погладил его по голове.

И я, по большому счету, ничем от этого зазывалы в серебристом костюме не отличаюсь — я тоже кручусь между всеми этими публичными домами, стриптиз-барами и лав-отелями. Потому что моя работа, которой я ни в коем случае не горжусь, заключается в том, чтобы водить сюда иностранцев. Но за два года этого занятия я понял одну вещь: манера общения — вот что делает человека приятным или отвратительным. Если собеседник кажется тебе полным уродом, то это потому, что у него уродский стиль общения. И если ты не веришь, что с кем-то можно нормально общаться, то скажешь про него: «Этому парню нельзя верить».

В клубе знакомств стилем общения была ложь. Само собой разумеется, что в увеселительном заведении никто и не ожидает от тебя особой правдивости или дискуссий на философские темы. Я не об этом. Например, девушки из китайского клуба ради солидных чаевых могут вам наплести что угодно. Но почти все заработанные таким образом деньги они отправляют в Китай, обеспечивая своей семье минимум для существования. И проститутки из Латинской Америки, продавая свое тело, тоже зарабатывают деньги не для себя, а для своей семьи. Скажем, для того, чтобы их муж мог наконец купить телевизор. В определенном смысле эти женщины не врут. В них нет ни капли лжи. Они знают, что делают, и не тратят сил на бесплодные размышления. Сетовать на одиночество — это не их стиль.

Хотя в клубе знакомств и не в ходу явный разврат, я бы никому не посоветовал водить туда своих детей. Ведь дело не в разврате, а в том, что все люди в этом заведении по самые уши погрязли во лжи. Им нечего было делать в этом клубе, и им нечего было делать в этой жизни. Сетуя на свое одиночество, они просто-напросто убивали время. Все до одного, включая хозяина и официанта.

Именно эти люди стали жертвами Фрэнка, и я не видел никакого смысла идти ради них в полицию и подвергаться многочасовым допросам. И тем не менее, я снова начал двигаться по направлению к полицейскому участку. «Делать нечего, — думал я. — Я просто не могу не пойти в полицию». Можно было, конечно, побродить по лав-отелям и поискать Фрэнка, но я понимал, что шансы его найти стремятся к нулю. Вернуться домой и рассказать Джун, что я стал свидетелем убийства, — это тоже не вариант. Так что, кроме как пойти в полицейский участок, мне ничего не оставалось.

Чем ближе я подходил к участку, тем отвратительней себя чувствовал. Мое тело, казалось, посылало мне какой-то сигнал. Сигнал об опасности. Шел он откуда-то снизу, от моих ног, или откуда-то изнутри, — я не мог понять, но очень четко чувствовал — что-то не так, где-то произошел какой-то существенный сбой.

Словно кто-то воспользовался тем, что я не в себе, и убедил меня в невероятной, невозможной вещи, в которую я бы ни за что не поверил, находясь в здравом уме. Это самообман.

Я остановился, немного не доходя до полицейского участка, и оперся плечом о бетонный забор. Чтобы разобраться в себе, мне было необходимо вспомнить происшествие во всех подробностях.

Задаваться вопросом, почему Фрэнк вдруг устроил эту бойню, было бессмысленно. Я все равно этого никогда не пойму. Лучше подумать о том, почему он не убил меня. Может быть, потому, что я сказал Джун по телефону, что, если через час она позвонит, а я не отвечу — пусть идет в полицию? Я же специально сказал это по-английски, чтобы Фрэнк меня тоже понял. Как назло, я не знал, сколько времени прошло с тех пор. Я взглянул на часы — начало первого. На циферблате, прямо по центру, липкое пятнышко еще невысохшей крови. Не знаю чьей.