Владимир Качан - Роковая Маруся

Ага!.. Щас!.. Как бы не так! А прыгающие чертики?.. – да какие там чертики! – черти, притаившиеся в глубине Машиных глаз, даже не притаившиеся, а нагло играющие в карты, комфортно расположившись на ее глазном дне и нам оттуда ухмыляясь. Глаза-то были вроде скромные, грустные, а со дна их ключом било веселье, там все равно прятался грех и ждал своего часа, обещая темпераментные наслаждения тому, кто его увидит и выпустит на волю.

Кающаяся Магдалена-Маруся, полная чертей, – не правда ли, адский коктейль? Она сегодня – своим безропотным спокойствием, мягкой улыбкой, немного–словием, несуетливой походкой – вызывала уважение всех свидетелей вчерашнего позора и зависть подруг, следивших злорадно за ее поведением. Полные неутоленной зависти к Маше (за то, что в ее семье много денег, за красивую одежду, за «мерседес»; наконец, за силу воздействия на мужчин, за то, что она могла всегда отбить любого у любой), они получили сейчас повод для радости, мелкой такой, подловатенькой, но радости: Машу вчера «опустили». Опять подтвердилась еще одна русская народная «мудрость»: «Не то плохо, что сам живу плохо, а то, что сосед – хорошо». Зависть, однако, осталась ненакормленной. Сыграв вчера курицу, талантливая Маруся сегодня ухитрилась сыграть Б. Ахмадулину – в строгой одежде, с напряженно вытянутой, гордой и беззащитной шейкой поющей в зал свои стихи, свои призывы быть добрыми, а не злыми, уважать красоту, гармонию и любовь; отчаянно трогательный образ в своем обреченном вызове всему миру. И он Маше как нельзя удался. Почему «как нельзя»? – Да потому что надо учитывать еще тех самых чертей, о которых я говорил минуту назад. И, поскольку удался, те, что пришли сегодня поглазеть на Машину агонию, были сильно разочарованы, а те, которые хотели добавить, не смогли, постеснялись: ведь ударить ангела или же Ахмадулину способен, наверное, только полный ублюдок или даже маньяк.

Не будем, впрочем, забывать падшего ангела и притаившийся грех, обещающий наслаждения. Эта свое–образная изюминка в Маше, это сочетание греха и святости, сентиментальных слез и цинизма погубило уже немало мужчин, даже тех, на которых, казалось, уже ничто и никогда не подействует. Даже того моего знакомого, помните, который рассказывал про женщину, кричавшую в постели «ура!». Он считал себя (а может, действительно был) большим знатоком загадочной женской души и большим гастрономом по части женского тела, кстати, я его вам представлю: Леня, Ленчик, Лео, Леон, Леонид Семенович – можете звать его по-всякому, что до фамилии, то она не имеет для нашего рассказа никакого значения, потому что он сам не сыграет в нем никакой роли. «Так на кой черт он тут нужен?» – спросите вы. Только одна, отвечу я вам, будет функ–ция у Ленчика: дать вам понять теперь – каких людей цепляла Маша за живое, людей, испытавших почти всё и имевших почти всё.

Что люди из богемы, юноши и мужчины поэтического склада погибали от нее пачками – это само собой. Но чтобы такие, как Лео, пресыщенные хозяева жизни, циники, на которых и проб-то негде было ставить, избравшие своим девизом чуть измененную строчку из революционной песни: «Весь мир насилья мы – разделим»; чтобы эти ребята, у которых при виде красивой женщины сразу возникает только один вопрос: «Сколько?»; чтобы они когда-нибудь испытали чувство, похожее на любовь или смятение, никогда не поверил бы, если бы сам не видел, что с некоторыми из них, в частности с Леней, сделала Маша.

Ну и потом – слишком велик соблазн набросать хотя бы беглый портрет одного из «хозяев» нашей жизни, к тому же человека – не слишком типичного для своей деловой среды и в чем-то даже привлекательного.

Сейчас Ленчик – очень богат, крутой поворот страны к капитализму дал ему возможность многократно приумножить свои деньги. У него было острое, прямо-таки звериное чутье на то – куда правильно и вовремя вложить, чтобы еще больше получить. Он не пыхтел и не тужился, добывая деньги, все у него получалось легко и как бы само собой. Да и сам он всегда был легким, а потому симпатичным для многих человеком. И к деньгам относился очень легко, они сами множились, и он их легко тратил. Но принцип всегда был только один: получил миллион – половину можешь истратить, но половину – отложи или пусти в дело. И если сейчас он очень богат, то в советское время был просто богат; откуда тогда брались деньги – понять нельзя, но, так или иначе, он был побогаче Машиного мужа Митричека, хотя тот, как вы знаете, был весьма состоятельным человеком.

Они были знакомы, были людьми одного круга. Вообще, надо сказать, Ленчика тянуло к художественной среде, он именно там любил тратить деньги. По этой причине и художественная среда отвечала ему взаимностью. Он был непременным завсегдатаем вернисажей, театральных премьер и эстрадных концертов. Кажется, не было ни одного места, куда он не мог бы попасть. Его можно было встретить случайно в любом творческом доме Москвы: Доме кино, Доме архитектора, Доме композитора, не говоря уже о Доме актера. Также случайно вы могли встретить его в любом доме отдыха или санатории – в санатории «Актер», например, в Сочи, или в доме отдыха Союза писателей в Коктебеле, или работников телевидения – в Юрмале – да черт знает, где! – всюду вы могли встретить Ленчика. Приедешь, бывало, куда-нибудь подальше, в какой-нибудь Мисхор, где-нибудь в апреле или в мае, надеешься уединиться хоть на время, сбежать из московской сутолоки, от телефонных звонков; думаешь – во я забрался! Никого не встречу тут, не сезон, – наутро выходишь на пляж, на нем – никого… кроме… присматриваешься… кроме Ленчика в окружении двух-трех щебечущих девушек.

Странно, но, оказывается, можно и сейчас о ком-то сказать: известный московский богач и повеса, как в девятнадцатом веке. Есть даже кое-какие общие черты; наличие богатства и влияния эти черты диктует само. Хотя любая карикатура, хоть и хочет быть похожа на портрет, все равно остается карикатурой. Наши богачи где-то слышали или видели в кино, как ведут себя другие богачи, поэтому они знают, как надо. Может, они даже читали в школе о том, как жило прежде русское дворянство. Хотя насчет «читали» я, наверное, погорячился. С.П.Капица рассказывал, что его внук на вопрос «Какие книжки ты читаешь?» – ответил очень интересно. Он сказал: «Я книжек не читаю, я хочу стать миллионером». Но так или иначе они думают, что знают, как должен жить новый барин и что у него должно быть, чтоб «как у людей». Поэтому Канны и Лазурный берег не только для графьев и князьев, бежавших от революции. Ни фига! Он теперь освоен и нашей братвой! У тех выезд лошадей – у наших парк автомобилей; у тех челядь и крепостные – и у наших есть; крепостные девки? – пожалуйста, сколько угодно; те – в близком знакомстве или даже родстве с правящими Россией фамилиями, и наши – не хуже, даже вместе дела делают; те играли в карты – и наши в казино; у тех – фехтование и дуэльные пистолеты, а мы что? Хуже их, что ли? – У нас тоже разборки с «Калашниковым», а что до этой самой «чести», то у нас тоже есть, кому ее защитить: вон сзади Коля идет, посмотри на его плечи и успокойся, а рядом – Рифат, очень, между прочим, неплохо стреляет и на дуэли – любого уложит.