Дмитрий Быков - Списанные

На почте выяснилось, что корреспонденцию ему не могут выдать без паспорта; он прыгнул в машину и понесся за документом. Люба уже заняла наблюдательный пост.

— Сереж! — окликнула она его. — Ты што не здороваесся!

— Здравствуйте, — сказал Свиридов, артикулируя каждую букву. Он достиг нужного градуса бешенства, в ушах шумело. — Как поживаете, как испражнение кишечника?

— Ты на почте был? — пропустив испражнение мимо ушей, спросила Люба. — Ты смотри, там повестка, надо забрать.

— Я как раз туда еду, — широко улыбнулся Свиридов. — Вам в магазине ничего не нужно? Я бы прикупил.

— Ты себе прикупи, — Люба поджала губы. — Ты так не разговаривай со мной. Я всяких тут повидала. — Свиридов порадовался совпадению ее лексики с Марининой. — Я тебя вот такого знаю, твой дед всегда со мной здоровался…

Свиридов вбежал в подъезд, хлопнул дверью и вызвал лифт. Паспорт лежал у него в верхнем ящике старого дедова стола. Как бы это выбежать из дома, чтобы миновать Любу? Но когда он выходил — буквально три минуты спустя, — Люба уже пересказывала разговор со Свиридовым климактерической Матильде. Свиридов промчался мимо как живая иллюстрация.

— Вон он, вон он! — закричала Люба. — Побежал! Ты знаешь с кем так разговаривать будешь? Ты с бабами своими так разговаривать будешь, которых водишь сюда!

Свиридов уже прыгнул в машину. Отвечать он считал неприличным. Почему она прицепилась именно сейчас, недоумевал он, нюх у нее, что ли? Прямо чувствует, когда можно травить…

На почте долго изучали паспорт, потребовали ИНН, — все документы, включая пенсионное свидетельство, хранились у Свиридова вместе, и он захватил их, будучи внутренне готов к такому обороту. Обошлось, по крайней мере, без детектора лжи.

— Что же вы не предупредили, что уезжаете! — укоризненно сказала ему потная сливочная блондинка лет двадцати двух.

— А что, я должен отчитываться?

— Отчитываться не отчитываться, а зайти предупредить можно. Мы должны на почте знать перемещения, нет?

— Еще чего, — сказал Свиридов. — Почему почта должна контролировать мои перемещения? Вам анализы мои не нужны?

— Анализы свои себе оставьте, — брезгливо сказала блондинка, словно он уже выставил перед ней майонезную баночку с желтой жидкостью. — Почтальон видит — вам письмо, а вы не забрали. Он вынужден был самостоятельно принимать решение. Хорошо, ему в подъезде сказали, что вы отъехали. Может, там что важное, откуда мы знаем.

— Ну так дайте мне его скорей, если там что важное.

— Мы дадим, — сказала блондинка. Ей нужно было потянуть время, она еще не закончила лекцию. — Мы дадим, но мы тоже имеем право, чтобы наш труд уважался. Вы же оказываете внимание вашей матери, дочери вашей. Вы и нам можете оказать внимание. Мы тоже не просто так.

— Знаете, — сказал Свиридов, начиная понимать, как это все смешно, — сейчас все везде не просто так. Я тоже не просто так. Я не могу каждому говорить, куда поехал. Понимаете?

— Все вы можете, — сказала она уже не так уверенно. Ей было душно, тяжело со своими пятьюдесятью лишними килограммами, кондиционер еле дул, она потела, шутки до нее не доходили.

— Я специальный человек и никому не могу говорить, куда еду. Дайте, пожалуйста, письмо.

— Да берите, — сказала она, вручила ему пачку рекламных листков и толстый плотный конверт. Передав Свиридову корреспонденцию, она тут же демонстративно отвернулась — он явно был неспособен оценить каждодневный незримый подвиг сотрудников почтовой службы. У всех был каждодневный подвиг, кроме него.

Почему-то нельзя было вскрывать письмо в помещении почты, так он чувствовал. Специальные люди контролируют себя, они в одиночестве вскрывают секретные пакеты. Юстас Алексу. На самом деле он уже знал, что ничего страшного. От письма не исходило ни малейшей опасности, даром что вместо обратного адреса был синий казенный оттиск. Это было официальное, но нестрашное письмо. Он разорвал бархатистый конверт: Союз ветеранов спецслужб приглашал его, автора патриотического сериала, на круглый стол «В едином строю. Роль ветеранов спецслужб в патриотическом воспитании молодых». Свиридов представил ветеранов спецслужб, коллективно воспитывающих молодого. Стало смешно. Что бы мы делали без конкретного мышления! Вот тебе твоя повестка, вечная Люба, старая сволочь. Я в списке, а меня зовут на круглый стол «В едином строю», киноцентр «Октябрь», девятый зал, двадцать девятое июля, форма одежды произвольная. Про форму одежды особенно трогательно, ветераны любят опрятность, помытость.

Ситуацию со «Спецназом», однако, следовало обдумать. С одной стороны — не пропадет он и без «Спецназа», гадостью меньше: если не хитрить с собой, он давно и люто ненавидел этот проект. «Спецназ» сочиняли вчетвером под руководством Кафельникова, спускавшего темы. Это были истории трех неразлучных друзей, отслуживших в страшно засекреченном — как иначе? — подразделении и теперь наводивших порядок в мирной повседневности. Повседневность для них была ни фига не мирной: она кишела агентами, шпионами, в последние полгода дважды появлялись вредители, но не брезговали герои и бытовыми ситуациями вроде супружеской измены. Им было не в падлу водворить беглого мужа в семью, разоблачить взяточника, изловить насильника. Ситуации иссякали, приходилось прибегать к флэшбекам, щедро освещая боевое прошлое героев. Гурьев шутил, что скоро троица будет переводить стариков через улицу — все прочее уже переделали. Чип и Дейл от спецназа — был и свой Рокфор, полковой священник Батя, — почти каждую серию завершали в бане, где пели русские народные песни. Когда не хватало народных, переходили на армейские. «Спецназ» ненавидели все, кто его сочинял, снимал и играл, но он был единственным рейтинговым проектом на оборонном телеканале «Орден». Сегодня в России успешным могло быть только то, что вызывало у автора стойкое отвращение. Видимо, тут действовал общий закон мироздания, и у Бога те же проблемы: самые рейтинговые его создания, то есть комары и мухи, вряд ли внушали ему что-нибудь, кроме омерзения, а популяция человека, созданного по авторскому подобию, ничтожна на фоне их роящихся полчищ. Платили по две с половиной за серию, Свиридов сочинял две в месяц, писал их левой ногой и сдавал с чувством угрюмого омерзения к себе. Если удавалось вписать в серию приличный диалог или точную мысль, рейтинг немедленно падал. Аля не уставала измываться над репликами типа «Батя, я тыл прикрою!» и над растяжкой поперек Тверской «Спецназ. Бывших не бывает», однако свиридовскими заработками пользовалась охотно. «Спецназ» давно надо было бросить, он сушил мозги и сбивал руку, но помимо денег давал социализацию: его смотрели нужные люди, и «Экстра», в конце концов, обещала через год спродюсировать Свиридову «Крышу», написанную еще на четвертом курсе.