Владимир Царицын - Я или Человек Без Тела

Помните? - я вложил Паркер в ее вялые пальцы.

Елена Аркадьевна опустила глаза и посмотрела на авторучку. Она ее не узнавала. Она не узнала бы, даже если бы это была та же самая авторучка.

- Красивая, - похвалила Елена Аркадьевна. - Вы мне ее под/а/рите?

- Я ее вам возвращаю. Это я украл ее тогда. - Я сказал то, что намеревался сказать, придя сюда. - Мне очень хотелось, чтобы она была моей. Елена Аркадьевна, я очень раскаиваюсь в том, что украл ее у вас. Простите меня.

- Она, наверное, дорогая, - задумчиво сказала Елена Аркадьевна. -

У меня никогда не было такой красивой авторучки. Кажется, что у меня вообще никакой авторучки не было. Я в основном мелом писала. На доске. Я помню, как я рисовала пифагоровы штаны и писала формулу - квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. А интегрирование и дифференциальное исчисление вы никогда не понимали. Никто. Может быть, я плохо объясняла?

- Вы очень хорошо объясняли, Елена Аркадьевна, - сказал я. -

Только благодаря вам я всегда сдавал математику на отлично.

- Ты - молодец, Павлик, - еле слышно прошептала Елена Аркадьевна.

- Ты всегда был умным мальчиком. Самым умным из всех моих учеников.

И послушным. Ты был моим любимчиком, Павлик…

Я хотел сказать ей, что она ошиблась, что я не Павлик, что я

Николай, но не стал этого делать. Да Елена Аркадьевна меня и не слушала, она закрыла глаза и забормотала что-то себе под нос. Потом она уснула. Авторучка выпала из ее руки и скатилась с кровати на пол. Я поднял ее, снова положил в футляр. Потом встал и, оставив авторучку на табурете, на котором сидел, вышел из спальни.

- Она уснула, - сказал я, заглянув на кухню, где суетилась дочка

Елены Аркадьевны. - Светлана…простите, я не знаю вашего отчества.

- Александровна, - сказала она. - Проходите, чаю попейте.

- Спасибо, но мне пора. Извините. Как-нибудь в другой раз.

- Ну, если торопитесь…

У дверей я спросил:

- Светлана Александровна, а Павел у вас часто бывает?

- Редко. Он же в географическом обществе работает. Все время в разъездах… А вы не вместе с ним работаете?

- Нет. Мы с Павлом работаем в разных организациях.

- Павел Андреевич - очень хороший человек, - по секрету сообщила мне дочка Елены Аркадьевны. - Всегда, когда он возвращается из своих поездок, он к нам приходит. Помогает. Если бы не он, мы с мамой так бы и жили в коммуналке. Это ведь он помог поменять нашу комнату на эту квартиру. Квартира замечательная - две комнаты, раздельный санузел, лоджия большая. Мы и мечтать о таком боялись… Правда, когда весна наступает и летом, когда сильный дождь, то на кухне с потолка бежит. В углу. А ЖЭК ничего делать не хочет. Павел Андреевич обещал сходить в ЖЭК, поругаться там. Его бы послушались. Но, видать, уехал опять неожиданно. Он всегда неожиданно уезжает.

Я вынул из кармана бумажник и дал Светлане Александровне пять стодолларовых купюр.

- Зачем это? - Она не хотела брать деньги. - У нас все есть.

Скоро пенсию должны принести.

- Наймите кого-нибудь. Пусть вам крышу отремонтируют.

И я ушел, а Светлана Александровна смотрела мне вслед удивленно и комкала в руках доллары.

Я не стал вызывать лифта, не хотелось целых девять этажей стоять в тесной кабине, где пахло пивом и мочой, и пялиться на надпись, оставленную каким-то лифтовым хулиганом. Надпись эта была адресована, конечно, не мне, но и меня можно было назвать так же. Я медленно спускался по лестнице, и в голове у меня была одна единственная мысль: "Я опоздал!".

Да, я опоздал.

Опоздал со своим признанием и раскаяньем.

Я попросил Сашу отвезти меня в "Семь струн" и отпустил его домой

- в Полынограде мне телохранитель был не нужен. Полыноград - мой город. Не в том смысле, что я здесь все купил с потрохами,

Полыноград был моим родным городом, где я прожил почти сорок пять лет, где меня знали многие, где многих знал я, и где никто мне не угрожал.

На часах было уже пять часов вечера. Утром я только легко позавтракал, а потом, за весь день, кроме нескольких рюмок коньяка и дольки апельсина во рту у меня ничего не было. Я заказал обед и позвонил Вике на мобильный. Вика не отвечала. Я позвонил ей домой - никто не взял трубку. Наверное, она все еще поминает брата. Звонить

Викиной маме я не стал.

Я быстро расправился с куском мяса и с овощами, отказавшись от кофе, вызвав своим отказом недоуменный взгляд официанта. Все здешние официанты давно меня знали, и знали мои привычки. Обычно я за обедом просиживал не меньше часа, неторопливо пережевывая пищу. А потом курил, пил кофе и читал газету. Сейчас мне ничего читать не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось.

Я вышел из ресторана и решил погулять по городу. Я бесцельно бродил по улицам, не зная, чем себя занять. У меня было муторно на душе. Я, как никогда раньше, ощущал себя одиноким и никому не нужным.

Одиночество - это не то, когда некуда идти, а то, когда не хочешь никого видеть. Когда все твои знакомые кажутся тебе скучными и неинтересными, и когда ты даже не подозреваешь, что скучен и неинтересен ты сам.

Может, снять проститутку и обмануть себя сексуальной страстью?

Себя и ее. Хотя, ее то зачем? Ее не обмануть. Ей до лампочки отношение к ней рядового разового клиента. Для нее секс - работа, а не желание произвести впечатление. Да и сам себя я уже устал обманывать.

Так что же мне делать?

Единственное существо, с кем бы я сейчас хотел пообщаться -

Человек Без Тела. Но он не приходил. Я позвал, но он молчал.

Я уселся на одну из пустых лавочек, расположенных в шахматном порядке на аллее центральной улицы, закрыл глаза и позвал мысленно:

"Эй! Человек Без Тела, ты где?"

Он по-прежнему молчал. Я сосредоточился и позвал более настойчиво, но он все равно молчал.

"Да где же тебя носит, черт возьми!", - чуть не закричал я.

И он откликнулся. Ворчливо, словно я поднял его с постели или оторвал от какого-то важного дела.

- Ну, чего тебе? Что ты орешь, как псих? И почему черта поминаешь?

"Извини. Я тебя звал, но ты не отзывался. Не слышал?"

- Все я слышал. А что, я теперь, как собачка должен появляться по первому твоему зову? Не много ли ты на себя берешь? Я ведь не твой кореш.

"А кто ты? Только не говори мне, что ты Человек Без Тела. Я помню"

- Кто я? Я…обвинитель…

Человек Без Тела сказал это как-то неуверенно.

- Фу, ты! Ну, ерунда какая-то, честное слово! Вот всегда так!

Сначала клеймишь такого позором, грехи его вместе с ним вспоминаешь, а потом раз…и, глядишь, привязался. Из обвинителя в простого собеседника превращаешься!

"А разве это плохо?"

- Конечно, плохо. Что в этом хорошего? Ты в геенну огненную, а мне здесь? Душу твою оплакивать? Беседы наши вспоминать?

"Ну, не расстраивайся ты так. Давай, обвиняй, что ли?"