Джонатан Коу - Дом сна

На втором сеансе, по прошествии, быть может, пяти-шести минут Сара погрузилась в глубокий сон, который длился до окончания консультации. Еще более интересно другое обстоятельство – когда она проснулась, то, судя по всему, находилась под стойким впечатлением, будто в течение прошедшего часа мы вели оживленную беседу. Я был вынужден спросить себя, действительно ли эта беседа ей приснилась? Для выводов время еще не пришло, поэтому я решил укрепить Сару в этом поразительном заблуждении, взяв с нее плату за весь шестидесятиминутный сеанс.

На протяжении последующих встреч беседы крутились вокруг трех основных тем: сны Сары, распад ее брака и история ее сексуальных отношений.

Сны Сары подразделялись на два вида, четко отличающихся друг от друга. Во многих из них не было ничего фантастического – в основе этих снов лежала реальность и самые обыденные, зачастую бытовые подробности. Но несмотря на свою обыденность, подробности были очень яркими, и Сара с трудом могла отличить события сна от событий яви. Я попросил ее привести пример, и она рассказала, как однажды заснула во время работы над корректурой статьи для одного журнала, и ей приснилось, будто она «сняла» одну сноску, хотя на самом деле этого не сделала. Сара рассказала, к каким неприятным последствиям привел этот сон, но меня интересовали не столько последствия, сколько выбор многозначного глагола «снять», который, как вы, наверное, в курсе, может означать знакомство с потенциальным возлюбленным, своего рода прелюдию к половому акту, а если вспомнить терминологию снайперов, то и акт убийства.

С другой стороны, Сару посещали причудливые, фантастические сны, граничащие с кошмарами. В этих снах часто присутствовали ящерицы, змеи и особенно лягушки.

«Вы боитесь лягушек?» – спросил я ее однажды.

«Наверное, – ответила Сара. – Они мне кажутся отвратительными, и в то же время мне их жалко».

«Почему такое сложное чувство?» – спросил я.

«Все дело в их глазах, – сказала она. – Мне не нравятся их выпученные глаза. Из-за них лягушки кажутся одновременно уродливыми и беззащитными».

Далее она описала странное происшествие, случившееся в ее студенческие годы. На вечеринке по поводу окончания учебы один студент развлекал компанию друзей непристойным анекдотом о лягушке, совершавшей фелляцию. Сара сказала, что он описал лягушку во всех подробностях, а когда подошел к «ударной фразе», Сара засмеялась вместе с остальной компанией, но внезапно потеряла контроль над собой и погрузилась в своего рода обморок. Я вновь воздержался от комментариев, хотя из этого происшествия однозначно следовало заключение…

– Разумеется, Сара страдала нарколепсией, – сказал профессор Коул.

Рассел Уоттс поднял на него удивленный взгляд.

– Простите?

– Классический случай нарколепсии. Все три характерных симптома.

– Я не вполне понимаю.

– Повышенная дневная сонливость, яркие сновидения перед погружением в сон и катаплексия, вызванная смехом. Три основных симптома нарколепсии. Все согласны?

Он огляделся в поисках поддержки. Доктор Майерс энергично кивнул, а доктор Херриот сказала:

– Да, безусловно.

– А что думаете вы, доктор Дадден? В конце концов, вы ведь сомнолог.

Казалось, доктор Дадден думал в этот момент о чем-то другом. Краска отлила от его лица, маленькими нервными глоточками он пил воду из стакана. Осознав, что обращаются непосредственно к нему, доктор Дадден сумел пробормотать что-то вроде: «Ну да, конечно, нарколепсия, никаких сомнений», – после чего наигранно непринужденным тоном спросил у Рассела Уоттса:

– Исключительно из профессионального любопытства: полагаю, все имена вы изменили?

Рассел Уоттс с любопытством посмотрел на него:

– Честно говоря, нет. Это не в моем обыкновении. Когда работаешь в области, которая столь тесно сплетена с вопросами лингвистики и терминологии, данные по конкретному случаю могут оказаться совершенно бессмысленными, если изменить имена.

– Вы предупреждаете об этом пациентов? – спросила доктор Майерс.

– Разумеется. – Он вновь повернулся к профессору Коулу. – Что касается нарколепсии у Сары, то, наверное, в ваших словах есть смысл. Именно нарколепсию должен был заподозрить ее терапевт.

– Меня удивляет, что не заподозрил.

– Видите ли, дело происходило несколько лет назад. Тогда этот синдром был изучен намного хуже.

– А вам подобная гипотеза в голову не пришла?

– Честно говоря, эта сторона дела меня не интересовала, – пробормотал Рассел Уоттс, избегая взгляда профессора и старательно вглядываясь в экран своего ноутбука. – В действительности, этот случай… эта история о… как я уже сказал, история о языке и… и о речи… Как вскоре станет ясно, если вы позволите мне продолжить и не будете перебивать.

– Конечно, конечно, – сказал доктор Майерс. – Продолжайте. Очень увлекательно.

– Хорошо. – Рассел Уоттс несколько раз скользнул взглядом по тексту на экране. – На чем я…

– Однозначно следовало заключение, – невозмутимо подсказал профессор Коул.

– Ах да, конечно. Хорошо, продолжаем:

Саре неохотно рассказывала о той вечеринке с анекдотом. А когда я попытался выяснить причину, она повела себя крайне уклончиво. Но в конце концов, всплыло несколько весьма интересных фактов. На вечеринке присутствовали два человека: женщина, с которой она до недавнего времени имела половую связь, и мужчина, которые страстно желал стать ее любовником. Мужчину звали Роберт, и после того вечера он внезапно и загадочно исчез из ее жизни.

Теперь, когда я знал, что Сара имела половые отношения как с мужчинами, так и с женщинами, мне стало ясно, что мы добились определенного успеха. Когда же Сара в деталях описала свою дружбу с Робертом, многое встало на свое место. Например, она рассказала, что в студенческие годы у них была общая ванная, и однажды вскоре после их знакомства она вошла туда и увидела, что Роберт лежит в воде, в руках у него бритва, а вода потемнела от крови.

«Что вы почувствовали, увидев его в этот момент?» – спросил я.

«Я очень встревожилась», – последовал ответ.

«Вы подумали, что он пытался покончить с собой?»

«Нет, – ответила Сара. – Я думала не об этом».

На самом деле – хотя пациентка так и не смогла в этом признаться – мне было совершенно ясно: она заподозрила, что Роберт, догадавшись о тайне ее сексуальности, решил самокастрироваться, дабы воззвать к гомосексуальной стороне своей натуры.

На этой стадии психоанализа брак Сары окончательно рухнул. Она удостоверилась, что ее муж Энтони ей изменяет. В особенности ее возмутило, что знакомство с другой женщиной было не случайным и непреднамеренным, а напротив – Энтони поместил объявление в разделе знакомств журнала «Тайный глаз». Этот способ завязать внебрачную связь широко распространен среди представителей лондонского среднего класса. Между Сарой и ее мужем произошла бурная ссора, и Сара прибегла к физическому насилию, после чего муж собрал вещи и покинул супружеский дом.