Илья Масодов - Черти

Проснулась Клава поздним утром, а Варвары нигде не было. Поспешно выбравшись из гроба, Клава выскочила за порог, в высокую траву. На листиках оставались еще с ночи холодные капли росы, и босые ноги Клавы сразу вымокли. Клава позвала Варвару, но никто не откликнулся. Чуть не плача от ужаса, Клава бросилась вокруг скита, потом в сторону поля. Ей уже представилось, как Варвару уволокли во сне страшные люди с выжженными знаками на лицах. «Боже мой, Господи», — шептала Клава, мечась по опушке и в кровь царапая ноги о режущую траву. Тошнотворная боль сжимала ей сердце, а в голове колебалось обморочное облако, наталкивая на Клаву невыносимое, удушливое отчаяние, как вода подергивает в руке ведро. Клава вспоминала светлые, милые глаза, пушистые волосы Варвары, и пылающие слезы уже бежали по ее щекам. Если кто-нибудь обидит мою Вареньку, судорожно думала Клава, какой же это будет ужас, ей же будет больно, она плакать станет, — и Клава сама уже плакала, скулила от ужаса. «Господи», — шепотом молилась она, — «я все сделаю, что ты велел, я никогда больше не стану и думать ничего плохого, только пусть Вареньке не будет больно, Господи, пусть она не плачет».

Потом она увидела вдали, посреди покрытого облачной тенью полевого простора, маленький холмик, бугорок, или скорее столбик, и побежала к нему изо всех сил, а разогнавшись, стала подлетать над травой, перепрыгивая особенно густые места, в которых можно было бы запутаться ногами, и на бегу она различала уже, что это не столбик, и не бугорок, а это сидит в траве маленькая, любимая Варвара и смотрит на облака, и ничего с ней не случилось, и она не плачет, и никто плохой ее на нашел.

— Ну что ты тут делаешь? — бессильно задыхаясь и отирая счастливые слезы, выпалила Клава, бухнувшись коленями около Варвары в траву. — Я чуть с ума не сошла.

— Почему? — невинно просила Варвара.

— Потому что я не знала, куда ты делась, — забормотала Клава, целуя Варвару в волосы, в оплетенную ими шею и в мягкое, маленькое ухо, — а вдруг с тобой что-нибудь случилось, вдруг ты потерялась, ну куда же ты пошла, ну разве так вот можно уходить?

— Глупая, — тихо ответила Варвара, не отстраняясь от ласки, а даже немного повернув голову, так, чтобы Клаве удобнее было целовать. — Ну что со мной может случиться?

Подождав немного, она уже вся повернулась к Клаве и ткнулась ей губами в щеку.

— Ты знаешь, — произнесла Варвара. — Нам нужно в Москву.

— Да? — безразлично спросила Клава, прижавшись к Варваре. Она думала только о том, что они снова вместе, остальное было все равно.

— Нет, ты послушай, — тихо сказала Варвара. — Ленин умирает. Кто знает, может быть, он совсем скоро умрет. Его зароют в землю, а Они вырвутся на волю и начнут между собой войну. Ты знаешь, чем Они станут воевать? Всем, что существует на свете. Листиками и мошками, ласточками и камушками. Все изменится, станет ядовитым и страшным, и нигде нельзя станет жить. Все станет как трупная рвота. И еще Они приведут безлицего, и он начнет пожирать людей, он будет есть их, как траву.

— Это что, Дьявол? — спросила уже изрядно напуганная Клава.

— Ты же видела его, — в глазах Варвары появился неведомый страх. — Это он послал мертвую монашку на Ленина.

— Так это Дьявол?

— Назови его Дьяволом, — согласилась Варвара. — А на самом деле ему нет названия, да и самого его нет. Его Бог не делал.

— Что же ты говоришь — он будет людей есть, если его нету?

— Будет, — уверенно подтвердила Варвара.

Потом голос ее сделался скользящим и мягким, как ветер. То, что она стала говорить дальше, она говорила, будто совсем не дыша.

— Ленин отворил врата тьмы, — сказала она. — Так должно было быть. Врата тьмы должны были быть открыты. Ленин — это страж у врат тьмы. Ленин умрет — свет погаснет. Свет погаснет навсегда.

— Нет, — не согласилась Клава, потому что она не хотела жить в вечной темноте.

Варвара замолчала, только глядела мимо Клавы в поле. Прошло облако, и солнечная тень легла на обнявшихся в траве девочек, медленно согревая их своим непрерывно текущим теплом. Клава подумала о том, что солнце — хорошее, но оно еще глупее коровы, которой Клава, когда была с Таней в деревне, дала кусочек шоколада, а та пришла потом, и стала лизать девочке голое плечо. В лизании коровы была ведь ответная ласка, а солнце согревало все подряд, оно стало бы греть даже злое и никого не любящее существо, такое, как Савелий Баранов или товарищ Свердлов.

— Ты должна идти, — прошептала Варвара, проведя рукой по длинным волосам Клавы.

— А ты? — поняла вдруг Клава и сразу похолодела до смерти.

— А я вслед за тобой пойду, — вздохнула Варвара. — Я же летать не умею, а уже торопиться надо.

— Я без тебя не хочу, — капризно заныла Клава.

— Слушай, — Варвара взяла ее ладонями за щеки и заглянула в глаза. Светлые зрачки Варвары казались Клаве бездонными, как чистое небо. — Ты пойми: это очень важно. Я тебя тоже очень люблю, очень-очень! Больше всего на свете. Но ты что же, хочешь, чтобы кругом была трупная рвота?

— Какая такая рвота, — начала уже плакать Клава. — Ну я же только вот тебя нашла, и что же теперь опять, теперь опять?

— Ну не рвота, — смутилась Варвара. — Не совсем рвота. Ну я не знаю как это назвать. Ну это как если вот все вывернуть, порвать и перемешать, ну как тебе еще это объяснить?

— Да я понима-аю, — зарыдала Клава. — Не надо мне, не надо мне объяснять! Только я без тебя не могу! Ну не могу я без тебя!

— Я же приду скоро, — пыталась утешить ее Варвара. — И ночью буду идти. Ну лететь же быстрее, как ты не поймешь? Что ж ты такая у меня бестолковая, прямо беда мне с тобой!

— Да понимаю я, я не бестолковая, — с плачем повторяла Клава, роясь мокрыми от слез пальцами в любимых волосах Варвары. — Но я же умру без тебя, просто возьму и умру.

— Я тебе сниться буду, — придумала еще Варвара. — Во сне мы с тобой будем разговаривать, и ты меня целовать будешь, если захочешь. Ну что же поделать, так надо. А я не вру, я тебе правда сниться буду, я это умею.

Клава плакала уже без слов, потому что поняла: все равно ничего не изменишь. Раз Варвара решила, значит, так и будет. Она же откуда-то все знает, и что было, и чего еще не было. Сядет вот так, посмотрит непонятно куда, и все увидит, и Ленина, и сына его проклятого, и даже того, который без лица. Только все это несправедливо, думала Клава, и поэтому плакала.

Скоро она утомилась выть, умолкла, прильнув к теплому телу Варвары, и стала ощипывать пальцами лепестки с полевых ромашек.

— А как я найду отсюда Москву? — спросила она наконец.

— Да каждый тебе скажет, — ответила Варвара. — Москва — она ведь в центре всего построена.

— Ну и что я там должна делать?