Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки

От страха у меня вспотели ладошки. Одна рука у мальчишки занята ширинкой, он сам перепуган, следовательно… Я инстинктивно выбрала единственно верную тактику, заговорила мягким, успокаивающим тоном: "Сейчас, миленький, сейчас. Только спустимся пониже". Я тащила его за собой вниз, впечатываясь в перила и обдирая руки, и даже улыбалась при этом. Он был сильнее меня, но все же он еще пацан, мой ровесник. Чтобы показать мои добрые намерения, я потрогала его ширинку, где уже бился небольшой, истекающий соком член.

Добравшись до пятого этажа и почувствовав близость земли, я с ненавистью ударила его сумкой в лицо, резко оттолкнула и бросилась бежать. При этом я выкрикивала все матерные выражения, которые только хранились в моей памяти. Добежав до конца лестницы, я упала на песок и зарыдала. Пляжный народ рассматривал меня с большим интересом. Наверное, это было забавное зрелище – разъяренная фурия, бегущая по лестнице и изрыгающая проклятия на матерном языке.

Сколько мужчин за лето пытались разрывать и осквернять мою маленькую дырочку! А мне хотелось одного-единственного, и я приехала к Кириллу. Он жил тогда в маленькой Уютной гостинице "Юность" рядом с Новодевичьим монастырем. Редакция "Собеседника", куда его взяли на работу, не смогла дать ему московскую прописку, а уж тем более квартиру. И на целый год замшево-плюшевый мягкий номер гостиницы стал нашим домом.

У меня были трудности с проходом в отель. Надменный швейцар вечно тормозил меня и требовал документы. Но со временем то ли он привык ко мне, то ли я научилась делать нейтральное, чуть усталое лицо человека, спешащего после трудного командировочного дня в свой законный номер, – во всяком случае, я уверенной походкой проходила к зеркальному лифту, и никто меня не останавливал. Горничные тоже быстро привыкли ко мне и даже полюбили, баловали, одалживали в трудные времена чай и сахар и давали множество советов, как надо жить.

Я люблю жить в гостиницах. Все здесь случайно, временно и ненадежно. Воздух насыщен приключениями и желаниями. И даже семейная жизнь вдвоем не бывает скучной, потому что на нее не давит быт. Ловкие горничные сменят белье и аккуратно пропылесосят полы, утром в кафе ждет вкусная яичница и даже неплохой кофе, вечером можно спуститься в ресторан, и никогда не приходится искать по ночам у таксистов водку, ее всегда можно достать в гостинице. Но самое главное, постоянная смена людей вокруг, новые знакомства, встречи и прощания. В замкнутый мирок любовной пары вторгается сама жизнь – капризная, своенравная, неожиданная.

Кто только не бывал у нас в номере, кокотки и игроки, наркоманы и хиппари. И для каждого находился стакан вина. Помню случайную компанию из трех мужиков, которая забрела к нам, кажется, в поисках сигарет. Потом они остались выпить чаю, это уж как водится, а в результате мы устроили марафон анекдотов, которые рассказывали все по очереди до пяти часов утра. Мы так хохотали, что разбудили соседей за стеной и они ожесточенно стучали нам в стенку.

Я люблю подслушивать через стенку, что делается у соседей. Кто-то бренчит на гитаре, кто-то скандалит и бьет товарищу морду, кто-то занимается любовью, и равномерный скрип кровати нас дико возбуждает, вот кого-то рвет после выпитого спиртного. Я люблю дразнить утром горничную, когда она скребется к нам в номер, надеясь, что мы уже встали, а мы тут же затихаем. Я люблю неспешное воскресное утро, когда можно валяться до двенадцати часов, затем спуститься вниз за бутербродами, перемолвиться словечком с дежурной по этажу, со вкусом допить остатки вчерашнего шампанского. Хорошо лежать вдвоем в постели, не трахаясь, а просто прижимаясь друг к другу, лениво целоваться, болтать глупости. А вот уже бьют колокола в Новодевичьем, значит, можно одеться и пойти погулять на кладбище среди могил, перебирая обрывки стихов и напевая забытые мелодии.

Я с нежностью перебираю гербарий прошлого – засушенные лепестки цветов моей юности с легким ароматом. Воспоминания больше не останавливают сердце, они смягчились до горьковатой ностальгии.

Я тогда училась любить мужчину. Это очень серьезное и важное занятие. Но мне не хватало терпения. С резкостью юности я бралась за выяснение отношений и чаще всего терпела поражения в наших схватках. Я еще не знала удивительного закона любви: запасы нежности не бесконечны и заканчиваются в тот момент, когда любовь пытаются оформить словами. Но я по своей журналистской привычке всегда все пыталась объяснить, растолковать, докопаться до сути в том тонком деле, в котором слова вообще не нужны. Я анализировала свои чувства как ученый, вспарывала, как неумелый хирург, внутренности нашей бедной любви. Я старательно ковыряла бутончик, тормошила его и распрямляла лепестки, надеясь, что он скоро превратится в розу, а бутончик взял да увял.

Лицо Кирилла расплывается во времени, в памяти осталась только плоская фотография. Его любовь ко мне была жалостью, нежностью к маленькому спотыкающемуся зверенышу, который засыпает на его груди, утомленный первыми забавами любви. Пробуждение безучастного тела длилось очень долго. Я равнодушно подчинялась его умным рукам и лишь спустя три месяца впервые почувствовала радость в мускулах.

Ах, милый Кирилл! Какой же огромный у тебя член! Первое время, когда ты пропихивал его в мое бедное узенькое влагалище, я постанывала от боли. Потом оно разносилось до такой степени, что все остальные мужские члены болтались там, как карандаши в стакане. Тебе нравилось заниматься любовью в экзотических местах.

Помню, как ночью мы разговаривали с тобой в коридоре общежития и вдруг безумно захотели друг друга. Я была в шубке, а ты в толстой неудобной куртке, но это не помешало тебе мгновенно разобраться в бесчисленных складках одежды, развернуть меня к окну и взять меня сзади, страстно шепча мне на ухо: "Я тебя ебу, мою маленькую сучку, я подкрался к тебе сзади, а ты не успела убежать, мое покорное животное". Я уткнулась носом в стекло, передо мной качались ночные огни города, а в небе кувыркались звезды. "Так, наверное, делают любовь эскимосы, – думала я.

– Там же холодно, они не могут раздеться.

Они задирают полы шуб и совокупляются сквозь проделанные в одежде дырочки".

В коридоре послышались чьи-то шаги и голоса, но мы не прекратили наше ритмичное движение навстречу друг другу. Мимо прошла целая компания и не обратила на нас никакого внимания. То ли просто не заметили (с виду мы напоминали романтичную парочку, которая изучает в окне звезды), то ли не захотели заметить. Ведь влюбленные в ДАСе всегда могут рассчитывать на сочувствие.

У Кирилла было все, что должно быть у мужчины, а лицо сохраняло очаровательное мальчишеское выражение. Его все любили и баловали. Его обаяние, такт и внутренняя грация производили неизгладимое впечатление на женщин. Когда он пускал в ход свою застенчивую улыбку и все лицо озарялось милым мечтательным сиянием, его сразу хотелось притянуть к себе и погладить. Пожилым матронам он нравился за свою врожденную вежливость.