Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки

Боря с минуту ошалело рассматривал меня, как некое неизвестное ему животное, правила поведения которого необходимо понять, чтобы знать, как с ним обращаться.

"Ну ладно, – задумчиво протянул Боря, – сейчас возьму шампанского и поедем".

Рассвет мы встретили на Ленинских горах, сидя на зеленой травке и попивая из бутылки шампанское. Ночь стерла краски с наших лиц и превратила нас в призраков. "Какая странная компания, – подумала я, – проститутка, журналистка и спекулянт". Мнимое очарование продажных женщин рассеялось – Женя оказалась на редкость скучной особой. Ее маленькие голубые глазки не видели дальше возможной работы за рубежом, в публичном доме. Она была из тех, кто готов своим гибким телом заткнуть фонтан мужского вожделения. "У тебя прелестное платьице", – сказала я, чтобы поддержать разговор. "Это мне мама сшила", – оживилась Женя. Я удержала готовый сорваться с языка вопрос: "А мама знает, чем ты занимаешься?" Она сидела передо мной, нежный плод материнских забот, и на ее гладком лице отражалось недоумение – зачем эти странные люди заплатили за нее деньги? В какой-то момент я ей позавидовала – ее не мучили сомнения.

Мы с Борей пошли прогуляться по аллее, оставив Женю на травке икать от шампанского.

– Зачем ты все это затеял? – спросила я. – Тебе от этого никакой выгоды – две женщины, и ни с одной нельзя переспать.

– Зато я впервые за несколько лет встретил рассвет на улице, в парке, а не в кабацкой обстановке, среди осатаневших от водки людей. И я почти не пьян – разве что от воздуха. Скука – мой постоянный ночной спутник, но сегодня у нас сложилась свежая ситуация.

– Тебе, наверное, хотелось произвести на меня впечатление – показать хорошенькой девочке запретный мир и свое не последнее место в нем, так?

– Зачем мне производить на тебя впечатление? Мы вряд ли с тобой еще увидимся.

Просто мы посмотрели вместе странный сон, и уже сейчас он кажется неправдой.

Боря посмотрел на часы: "Полшестого утра. Куда тебя отвезти?" "В такое место, где еще не спят, на Ленинский проспект", – ответила я.

Катя открыла мне дверь, нисколько не удивившись. "Ты как раз вовремя, – весело сказала она. – Мы коньяк пьем". У нее был бодрый вид, как будто она всю ночь провела в постели. За рюмкой мы встретили еще одно утро сверкающего лета.

Был август, та шальная пора, когда хочется нагуляться вволю в предчувствии отрезвляющего холода зимы. Праздник, казалось, будет длиться вечно, но в наши легкомысленные планы вторглась политика. 19 августа я проснулась в восемь часов утра и включила телевизор, чтобы делать зарядку. Но моей любимой программы не было, на экране пианист наигрывал что-то трагическое. Я стала тормошить своего друга Андрея, с которым жила уже три месяца. "Вставай, милый, в стране кто-то помер". – "Отстань", – сказал он и повернулся на другой бок, но после сообщения диктора о новом составе правительства и мнимой болезни Горбачева он подскочил и потянулся за сигаретой.

"Вот суки, мою гимнастику отменили", – гневно сказала я, как будто это обстоятельство являлось самой серьезной проблемой сегодняшнего дня. "Что делать будем?" – спросила я Андрея. "Умные люди должны собирать вещи и тикать за границу", – мрачно ответил он. "Может, все еще обойдется", – умоляюще сказала я. Андрей знал эту мою ребячливую манеру в трудных ситуациях заглядывать в глаза и просить слов утешения, зная при этом, что грош им цена.

Он погладил меня по голове и сказал то, что я так хотела услышать:

"Конечно, обойдется, все будет хорошо".

Такое потрясающее событие требовало бурной деятельности. Чтобы найти выход своей энергии, я первым делом разбудила телефонными звонками всех своих подруг, крича в трубку: "Вы тут спите, а в стране переворот". Сначала меня посылали к черту и бросали трубку, потом сами перезванивали в истерике.

Позвонила плачущая Катя: "Дашенька, приезжай, пожалуйста. У меня прямо под окном идут танки". Я взяла такси и отправилась на Ленинский проспект.

В доме у Катюши гремела чудная радостная музыка. "Что это?" – удивленно спросила я. "Танки", – ответила Катя. "Да я не про это. Что за музыка?" – "Ты разве не узнаешь? – удивилась Катя. – Моцарт. "Волшебная флейта". Под прозрачные переливы сказочных аккордов мы наблюдали через окно, как танки месят асфальт Ленинского проспекта. Когда пепельница заполнилась окурками, Катя предложила обмыть страшное событие. По ее мнению, это был вполне подходящий повод.

Мы вышли из дома и взяли такси, чтобы добраться до своего любимого бара. Но наше такси не могло соперничать с танками. Бедные милиционеры, обливаясь потом и срывая глотки, пытались контролировать затор. Я медленно накалялась ненавистью и, потеряв запас приличных слов, громко материлась. "Ну и денек сегодня, – сказал водитель. – Попробуйте лучше, девчонки, на метро добраться".

Мы вышли из машины. "Ты знаешь, Катя, я не пойду в бар. " Сказала я Я поеду в редакцию". Мы расстались на три долгих дня путча.

Улица Правды, где находятся редакции крупнейших газет, была запружена бронетранспортерами. В редакции "Комсомольской правды" народ развлекался тем, что подсчитывал, глядя в окна, единицы боевой техники. Самые упрямые пытались готовить номер газеты, хотя всем было ясно, что его не позволят выпустить. В пять часов вечера состоялось печальное собрание, на котором было объявлено о запрещении выхода "Комсомольской правды". Такое событие требовало водки, и я поехала в контору к своему "покерному" другу Гоше.

В одиннадцать часов вечера я напилась до такого состояния, когда в полную силу проявляется мой дар убеждения. Заливаясь слезами, я держала пылкую речь, как будто стояла на трибуне: "Гоша, кто, если не мы?! Сегодня закрыли мою газету, завтра у тебя отберут твои деньги. Мы должны сражаться за наши кровные интересы.

Вдруг сегодня возьмут штурмом Белый дом? А мы здесь будем сидеть как суслики, так?" Гоша вяло отбивался: "У меня ребенок, я не могу рисковать собой". – "А что ты скажешь своему ребенку, когда он вырастет в стране, в которой власть будет в руках ублюдков?" – парировала я. Гоша, затуманенный алкоголем, перестал сопротивляться: "Ладно, твоя взяла. Поехали". Мы захватили с собой еще одного нашего молчаливого собутыльника и несколько блоков сигарет "Ява" в подарок солдатам, стоящим у Белого дома.

Таксисты в эту ночь брали вдвое против обычной цены. Нас высадили на Краснопресненской набережной, забаррикадированной строительными блоками, металлическими прутьями и сетками. Со всех сторон к этой сюрреалистической композиции двигались люди, в ярком свете фонарей все это походило на народное гуляние. Прыгая, как кузнечики, по бревнам и решеткам, мы перебрались через баррикаду и тут поняли, откуда идет грозный ровный гул. Это двигалась боевая техника Рязанского полка, перешедшего на сторону Ельцина.