Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки

Смерть здесь проста и неприкрашена, груба и грязна. В Карабахе забыли, что переход в вечную ночь бывает цивилизованным и благопристойным, когда человек умирает в мягкой постели, окруженный родственниками. Здесь не действует благородное правило настоящей войны – даровать смерть мгновенно, не причиняя боли, без промаха. Людей заставляют есть стекла, сжигают живьем, сдирают с них кожу, выкалывают глаза, отрубают части тела.

В воздухе Карабаха есть что-то дикое и примитивное, что заставляет людей показывать свое истинное лицо, без цивилизованной маски хороших манер. Эти смуглые, как пираты, мужчины, в чьих жилах жарко кипит кровь, любят работу войны. Она дает им свободу от скуки. В них живет неукротимая, настороженная, жгучая гордость и твердая уверенность, что земля – это единственное на свете, за что стоит бороться и умирать. Но ведь верно заметил один умный человек: "Землю, за которую воюешь, на тот свет с собой не возьмешь". Однако здесь презирают людей, которым земля предков жжет пятки.

Жители Кавказа достигли вершин в искусстве презирать смерть и в то же время жадно любить жизнь. Лермонтов объяснял это свойство влиянием гор: "…кто раз лишь на ваших вершинах Творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!" И наивно надеяться, что когда-нибудь в этих местах убийство будет считаться преступлением. У войны взгляд Медузы Горгоны – кто однажды заглянул ей в лицо, тот уже не в силах отвести глаз.

За время путешествия перед нашими глазами прошли тысячи людей, говоривших о войне, три государства – Азербайджан, Грузия и Армения, таких независимых и гордых, но все же связанных экономическими, культурными да и просто человеческими отношениями в один горящий регион.

Сложность нашей поездки заключалась в том, что мы честно хотели посмотреть войну с двух сторон, не подозревая о трудностях передвижений. Нам на редкость не везло. Я всю жизнь считала себя удачливой, но на эти две недели госпожа фортуна от меня отвернулась. Я обвиняла в этом Олега, прирожденного невезучего. Я в жизни своей не встречала подобного человека, который всегда действует невпопад. У него в буквальном смысле слова все горело в руках, любое дело, которое он затевал, было обречено на провал. Удивляюсь, как он вообще ухитрился дожить до 23 лет. (Кстати, его день рождения мы праздновали в Карабахе.) Олег отличался редкостным послушанием, он всегда преданно смотрел мне в глаза, всем своим видом выражая полную готовность выполнить мои распоряжения. Но он не давал себе труда предлагать свои решения и полагался на меня. А мне так хотелось переложить часть наших забот на его плечи и хоть раз довериться его жизненному опыту. Глядя в его красивые, чистые, как у теленка, глазки, в которых отражалась прямо-таки небесная пустота, мне всегда хотелось его стукнуть и заставить шевелить мозгами.

"Олег, если я говорю, что нужно идти направо, это вовсе не значит, что действительно нужно поворачивать направо. Я ведь могу и ошибаться, – твердила я ему. – Почему бы тебе время от времени не предлагать поворот налево? Может быть, в наших спорах мы найдем верное решение". Но Олег смотрел в ту сторону, куда смотрела я. Сначала мне это льстило, потом начало раздражать. Во время командировки я проклинала собственную опрометчивость – брать с собой на войну непроверенного человека по меньшей мере глупо. Наша несовместимость проявлялась еще в том, что я жаворонок, а он сова. Олег с утра обычно вял, как жаба, и не способен двигаться, а из меня в утренние часы бьет чистый родник энергии. Зато к вечеру Олег оживает и готов сидеть всю ночь за столом с очередной компанией, в то время как я клюю носом. Несмотря на всю свою злость, я в конце концов очень сильно привязалась к своему незадачливому попутчику и "научилась прощать его ошибки, как прощают младшего непутевого брата. Мы до сих пор с ним добрые друзья.

Наши приключения начались в Баку. Этот спокойный и красивый город очаровал нас солнечными ветрами и умиротворяющими запахами моря. После январской слякотно-ледяной Москвы нам казалось, что мы перенеслись в весну.

Баку живет получше, чем Тбилиси и Ереван, и с продуктами, и со светом, и с теплом. На улицах почти совсем нет Нищих. Хотя, как мне рассказали, это объясняется не богатством города, а гордым характером азербайджанцев: "Нам легче пойти торговать и воровать, чем просить милостыню". За несколько дней до нашего приезда в метро под поезд бросились жена и муж, так как им нечем было кормить девятерых детей, а обращаться за помощью они постыдились.

Мода во всех трех государствах отличается редким постоянством. Люди бедных слоев носят пестрые свитера турецкого производства и шапки-ушанки. Народ побогаче добавляет к этому наряду кожаную куртку. Самые представительные граждане предпочитают черное или серое пальто, белый шарфик и трогательные белые носочки.

В Карабахе в моду входит так называемая "шапочка боевика", или, ласково,

"шапочка душегубчика", – плотная вязаная черная или серая шапка, ' натягиваемая прямо до бровей.

В Баку выяснилась главная особенность нашего путешествия – невезучесть. В день приезда нам купили билеты на самолет до Агдама, города, из которого можно попасть в места боевых действий. Но когда пришло время ехать в аэропорт, шофер, работающий при Верховном Совете, как сквозь землю провалился. Мы стояли на улице, приплясывая от не терпения, и ждали появления машины. И она действительно приехала, только не заправленная бензином. В результате мы опоздали на самолет.

– Не беспокойтесь, – утешили нас. – Вылетите завтра утром.

Но на следующее утро поднялась пурга, и ни один само- лет не рискнул подняться в воздух. Мы сидели в аэропорту до трех часов дня в наивном ожидании вылета, пока у меня не лопнуло терпение.

– Мы вполне можем добраться на машине, – заявила я.

– Но туда ехать пять часов, и в Верховном Совете сейчас нет машин, – возразил наш сопровождающий.

– Мы доедем на попутных, – в нетерпении сказала я. – В конце концов, мы можем обратиться в МВД и попросить содействия на всех постах ГАИ.

Так мы и сделали. Нас перебрасывали с одного автомобиля на другой, и я была счастлива, что мы движемся, а не сидим на месте, как приклеенные. Дорога влияет на меня просто магически, мне не важна конечная цель, мне необходимо движение, которое убаюкивает и навевает приятные мечты.

Единственное, что меня мучило, – это голод. Узнав об этом, милиционер по имени Бахтияр, подбросивший нас на машине до города Евлаха, по пути накормил нас ужином в маленьком придорожном кафе. Водка развязала ему язык.

– Клянусь хлебом, хочу единый Союз, надоели все эти ссоры и дележи территорий, – заявил он. – Мы раньше с армянами прекрасно ладили. Ни одной субботы не проходило, чтобы я к своим друзьям-армянам не приехал в гости на шашлык или они ко мне. Был бы Горбачев настоящим мужиком, конфликт в Карабахе стал бы его главной мужской задачей а то все медлил, мялся, и вот результат: за четыре года мелкие стычки превратились в настоящую войну.