Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

В туалете на втором этаже прорвало трубы, и она не смогла туда зайти — белесая вода расползлась по всему коридору. Пришлось подниматься на третий. Там была давка, не протиснуться. Но Люба все-таки через плечи, по-нахальному оттеснив двух-трех девчонок, протиснулась к крану, намочила платок. Ее пихали в бока, мешали. Она вышла, прикрываясь рукой, чтоб не слишком заметна была зареванная физиономия.

Свободную аудиторию отыскать не составило труда.

Люба прикрыла за собой дверь. Подошла к окну и принялась влажным платком протирать лицо. Прикосновения холодной, мокрой тряпицы немного приободрили ее, хотя самочувствие продолжало оставаться дрянным.

Когда она почти закончила свой маленький туалет и даже немного подмалевала глаза, ее внимание вдруг привлек чей-то раздавшийся с последней скамьи храп.

Люба вгляделась, подошла ближе. На скамье лежал парень в разношенном коричневом свитере и сереньких брючках. Рот его был широко раскрыт, лицо бессмысленно — парень спал. От него разило перегаром. Люба увидала под столом две бутылки из-под бормотухи — огромные, темнозеленого стекла посудины. Сам парень в своей нелепой позе был гадок, вызывал отвращение.

Люба отвернулась от лежащего и собиралась выйти. Но в это время распахнулась дверь, и вошли два студента один плотный, высокий, второй хлюпик — в чем только душа держалась. Оба были раскрасневшимися, возбужденными. Люба их видала мельком в институтских коридорах, но по именам не знала.

— О-о, какая встреча! — пьяно заулыбался хлюпик и пошел на Любу, растопырив руки.

Высокий его остановил за плечо.

— Вон как, — сказал он, — мы бегаем, а Толик тут времени зря не терял, оказывается. Эй, Толяня-а, ты где-е?

Толяня не отзывался, он был мертвецки пьян.

— Спекся! — сказал хлюпик радостно.

— Дайте пройти, — тихо попросила Люба, пытаясь протиснуться между высоким и стеной.

— А я знаю тебя — Смирнова, с параллельного потока, точно? Угадал? Любашенька? — Длинный расплывался в улыбке.

— Она! — подтверил хлюпик и подошел к спящему, ткнул его ногой, обутой в грязную донельзя, но когда-то белую кроссовку.

Толяня недовольно сморщился и перевернулся со спины на бок.

— Во дает! — удивился хлюпик, почесывая ранние залысины и оттопыривая безвольную нижнюю губу. — Ну, боеец! Нет, мы ему больше не нальем, не фига драгоценную влагу переводить попусту, точно?!

Высокий не ответил. Он все продолжал улыбаться Любе.

— Пустите!

— Да кто держит, пожалуйста, — сказал высокий, но не посторонился. — А хочешь, с нами посиди малость, скрась наше гордое и скушное мужское одиночество. Я тебе новый анекдот расскажу, хочешь, ну-у?

Люба молчала.

— По глоточку мускатику пропустим, а? Ну, решайся!

— Ага, — слезливо проговорил хлюпик, — докатились! — Он распахнул полы своего большого, не по размеру, пиджака, и во внутренних карманах вслед его движению качнулись две бутылки с торчащими краешками цветастых, явно импортных этикеток. — Докатились! Черт бы их побрал со всеми этими антиалкогольными указами! Довели страну! Бормотени не купишь! Ни портвейна, ни крепленого приличного, чтоб по мозгам било, не купишь ни черта! — Он толкнул ногой в валяющиеся бутылки. — Вон с утра в овощном давали розовое крепкое — так это ж удача неслыханная, там же побоище было! Все разобрали за час! А народу куда деваться, а?!

— Да заткнись ты! — остановил бесконечные излияния высокий, поправил на носу с горбинкой очки в металлической оправе. И снова предложил: — Винцо марочное — придает тонус и укрепляет здоровье… Да чего там, Витя, отворяй емкости!

И в Любе что-то сломалось. А, была не была! Она решилась, сейчас пару глотков в самую пору! Чтоб хоть както перебить этот жуткий озноб внутренний, залить его.

— Ну, по чуть-чуть, ладно, — сказала она тихо. — Только я спешу.

— Вот и лады! — обрадовался высокий.

Хлюпик уже откупорил обе бутылки. Одну протянул Любе.

— Кто ж так делает, салага, всему тебя учить! — Высокий пошарил в одном из стоков вытащил стакан, протер его мятым грязным платком. Протянул Любе. — Прошу, мадам!

Люба еще раз протерла посудину, но уже своим платочком, и подставила ее под струю — хлюпик не был жадным, налил три четверти стакана.

— Вздрогнули?!

Сами ребята пили из горлышка, не отрываясь, долго, судорожно подергивая кадыками.

— У-уф! — Высокий выпучил глаза, опустошив бутылку больше, чем наполовину.

— Хороша зараза, продирает!

Люба сделала несколько глотков и поставила стакан на стол. Он был почти пуст. Самой ей сделалось вдруг хорошо, тепло и приятно.

Хлюпик все сосал, причмокивая и капая себе на ворот светленькой рубахи. Наконец и он оторвался — но, наверное, лишь потому, что чуть не задохнулся. Лицо его было идиотски восторженным.

— В кайф! — процедил он, облизывая губы.

— Ну ладно, я пошла. Привет! — тихо сказала Люба. Высокий слегка приобнял ее за плечи — совсем по-братски, деликатно и нежно, подвел к столу.

— Ну куда же ты, Любашенька, только начали! Ну я тебя умоляю, посиди еще парочку минуточек с несчастными холостяками, дозволь полюбоваться и насладиться общением с такой раскрасавицей!

Он усадил ее прямо на стол. Пристроился рядом.

— К тому же у нас не все боеприпасы вышли! Еще посражаемся!

Он вытащил из карманов куртки пару бутылок. Поставил их рядом.

— Чокнулись, что ли? — удивилась Люба. — Вы же окосеете совсем!

— С самого утра косеем, а окосеть все никак не можем! — заявил хлюпик заплетающимся языком. — Еще по чутку — и все будет в норме! А Толяне хрен оставим, хорош с него!

— Ну ладно, плесните и мне, — согласилась Люба.

И они еще выпили.

Пока Люба прикладывалась к стаканчику, высокий, просунув ножку стула через дверную ручку, запер дверь.

— А то еще застукают! Ректор, гад, выпрет сразу! Он по этому делу сам не прохаживается, злой, зараза, трезвенник поганый! Лучше подстраховаться.

Толяня захрапел пуще прежнего.

Хлюпик подошел к нему нетвердой походкой, перевернул бутылку вверх дном — тоненькая струйка потекла в раскрытый рот спящего. Тот зачмокал, засопел. Но тут же успокоился.

— Во! Всем поровну! — сказал хлюпик.

Высокий тоже порядком обалдел, глаза у него стали ненормальными.

Люба собиралась встать. Но высокий ее удержал, обхватив рукой за плечи. Теперь объятие было болеe жестким.

— Ну ты чего? Так хорошо сидим, куда ты, лапушка?!

Он еще крепче сжал ей плечо, притиснул к себе. Другой рукой налил в стакан остатки из бутылки. Поднес ей к губам.

— Ну, хряпни немного! Потом анекдот расскажу. И я хряпну!

Люба отвела стакан рукой. Попыталась вырваться, не получилось. С другого края пристроился хлюпик с бутылкой в руке.

— Ну че ты, по глоточку! По малю-ю-юсенькому!