Николай Соловьев - Северка

– Света, можно тебя на минутку?

– Да, – она подошла ко мне.

Мы сделали несколько шагов в сторону.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Хорошо.

Договорились на полдень в корпусе, в их палате. Подхожу к палате.

Марина и другие девочки соседки, шепчась и загадочно поглядывая, вышли. Осталась Света. Развел руками и говорю:

– Знаешь, я тебя люблю.

Помолчали.

– Ну, я пошел. Света молчит.

Мне было важно, чтобы она знала об этом, а дальше я и не думал.

Во вторую и третью смену Света не приезжала.

Она приехала на зимние каникулы, но была не в нашем отряде.

Иногда наши взгляды встречались, и я понял, что она помнит меня, а может и любит. Единственная возможность поговорить – пригласить на танец на новогоднем балу. Мне было стыдно танцевать. На моих ногах жуткие войлочные ботинки с тонкой разъеденной солью кожаной окантовкой. Их носят лишь младшие школьники. Я сидел и прятал ноги под стул, а танцевал только быстрые танцы в толпе. Свету я больше не видел…

Во вторую смену мы с Володей научились курить. Пионеры курили после обеда в закутке за зооуголком. Иногда сюда делала рейды

Татьяна Ивановна.

Я видел за клубом, как один мальчик учился курить, кашлял. А у меня получилось легко.

У Володи желтый бумажный рубль. Однажды мы окликнули деревенского велосипедиста-ровесника, который проезжал по тропе за забором. Дали ему рубль и попросили купить сигарет. Какие вообще бывают сигареты, сколько они стоят – ничего не знали. На другой день паренек привез нам две пачки 'Дымка'. Первые наши собственные сигареты. Курили сигаретку в день, после обеда за зооуголком. В корпус шли, покачиваясь, когда начинаешь курить, каждая сигарета пьянит. По пути заедали зеленой рябиной, чтобы сбить запах.

Наша палата на первом этаже. Тихий час. Тепло, окна настежь.

Сверху на ниточке спускается записка: 'Мальчики, давайте с вами дружить?'. Володя прицепил к нитке мой краткий справочник по элементарной математике. Груз уехал. Пауза. Шорох листьев – это справочник вылетел в сирень под окнами. Я был воспитан как князь

Болконский (в носу не ковырял), и поднимать, конечно, не пошел. Так справочник и остался в зарослях.

В августе садоводческий совхоз попросил наш Метеор помочь в сборе черной смородины. Первый и второй отряд сели на пикапы и поехали.

Совхоз оказался километрах в десяти от лагеря. Первый раз вижу такую смородину. Все листья сверху, а тяжелые черные грозди – снизу. Не надо ничего раздвигать, искать. Кусты тут двух сортов. На одном полностью черные грозди, с тонкой кожицей у ягод, все ягодки сладкие. На другом первая ягода очень крупная, следующая меньше и так до последней, зеленой. Кожица у ягод жесткая, лопается с хрустом, как у крыжовника. Мы поели ягод, и стали собирать. Наш отряд собрал на ящик больше первого.

Нас отвезли в лагерь, и повели в зимнюю баню. Раздевалки в бане отделены общей дверью. Кто-то из ребят начал смотреть в скважину. Я тоже полез четвертым или пятым. Вижу Надю. Стоит и вытирает полотенцем руки. На прошлой неделе мы играли в бадминтон. Скромная девочка. Черный треугольник у ног. Надо же. Они уже совсем взрослые.

Другие девчонки мелькают боком или спиной. Тут я получил по голой попе. Это наш вожатый Саша:

– Ну, что с тобой делать?

– Отлупите?

– Нет, девчонкам скажу.

День отъезда всегда радостный, даже если нет солнышка.

Соскучились. После завтрака торжественная линейка, посвященная закрытию смены. Шорты, юбки, белые рубашки и пионерские галстуки.

Длительная церемония награждения победителей. Туш. Только флаг не поднимают, а спускают и с почетом уносят в пионерскую комнату. После линейки праздничный концерт выступает море талантливых ребят.

Прощальный обед и сухой паек в дорогу. После концерта на главной аллее ждут автобусы. Перетащили свои чемоданы и расселись. Нас посчитали напоследок. Зашуршали шины. Покатились потихоньку. Повара, судомойки, озеленители машут руками. До свидания Метеор. Теперь все мысли о доме, скоро, скоро Москва. Едем с песнями. За смену песен узнали больше. 'Песенка велосипедиста': (…едешь и только нажимаешь на педаль, дай, дай, дай, дай…); 'Червона рута'; 'Заправлены планшеты, космические карты и штурман уточняет последний раз маршрут. Давайте-ка ребята поплачем перед стартом, у нас еще в запасе 14 минут…'; 'Мы соседи и не знали и не верили себе, что у нас сосед играет на кларнете и трубе' (эту песню Гагарин пел в космосе); '… ах, как мне хотелось бы братцы на чужом верблюде покататься…'; народные – про защитну гимнастерку, ох мороз-мороз, слова этих песен знают лучше девчонки. До следующей смены Метеор.

Последний раз я ездил в Метеор на новогодние каникулы, когда учился на первом курсе училища. Это равносильно девятому классу. В этот последний приезд я основательно экипировался. Десять пачек сигарет, среди которых: 'Ява', 'Ту-134', 'Стюардесса', 'Ява-100',

'Столичные', 'Шипка', кубинская сигара и фляжка четырехзвездочного азербайджанского коньяка 'Дербент'.

Взял запасные ботиночки на тонкой подошве, как у Ипполита, чтобы не краснеть на танцах. Даже пробовал ходить в них на морозе. Долго не получается, приходится прятаться в ближайший корпус, чтобы согреться.

31-го декабря. С полдника мы с Володей уволокли из столовой два керамических стаканчика для кефира-молока. И в восемь вечера распили фляжку на двоих в палате. Стаканчики оставили на полке в шкафу, а флягу я зачем-то наполнил водой и завинтил крышку. В соседней палате бесятся мальчишки, пять человек. Песни кричат, изображая хоккейными клюшками гитары. Мы присоединились. Вдруг дверь открывается, на пороге директор. Обращается к нам с Володей: – Пойдемте-ка со мной.

И ведет нас в нашу палату. Открывает шкаф. Ага. Стаканчики. На донышке что-то есть. – Та-а-ак. Фляжка с белой жидкостью.

Отвинчивает крышку, наливает – вода. Тут мы вступили:

– Да что Вы, Семен Семенович, мы не пили… вот те крест…

Мы еще не знали, что после алкоголя – запах и косые глаза.

Директор ушел. А мы вздохнули с облегчением. Пошли на веранду, сыграть на бильярде, пока есть время перед балом. Стол на веранде большой, то, что нужно. Мы еще прошлым летом увлеклись бильярдом.

Если оставались вдвоем у стола, по очереди отрабатывали удар. Два шара на столе. Бью 'чужого', в левую угловую лузу. 'Чужой' не попал, попал 'свой' в правую угловую. От сильного удара 'свой' выскочил, стал прыгать по борту и упал в среднюю лузу. Мы переглянулись – учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия.

Через восемнадцать лет, в 93-м году я побывал в Метеоре. Как лагерь он уже не существует. В части корпусов живут армянские беженцы. В корпусах стоят электрические плиты, кладовка чемоданов стала душем. Около линейки грядки с овощами – морковка, укроп, лук.