Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

– А зря! – убежденно парировал я. – Совсем недавно я был свидетелем того, как один мой австрийский друг, поэт, писатель, издатель литературного журнала потерял голову в Сибири. Свою старую лысую голову. Причем из-за обычной бабы! Наверное, ты не боишься австрийских женщин, потому что они действительно неопасны. А русских женщин надо бояться! Они совершенно другие. Возможно, у тебя просто мало опыта.

– Возможно, – ответил Юра.

– Ты представляешь, он чуть было даже меня не убил! И все из-за беспочвенной ревности. Жаль только, что сорвался такой отличный проект. Он выбросил все собранные нами рукописи в грязную новосибирскую лужу во дворе дома своей возлюбленной! На этом все закончилось!

– Какая романтика!

– Тихий ужас. Даже теперь не знаю, как мне с ним себя вести, когда он вернется в Вену. Мне нравилось что-то делать для его журнала. Наверное, теперь уже конец. А жаль.

– Ты не сможешь его простить?

– Я-то смогу! А вот сможет ли он?

– Но ты ведь, как я понимаю, ни в чем не виноват!

– Черт возьми, в этом-то все и дело! Вот это-то как раз и не прощают! К сожалению, так устроена человеческая психика…

– Я только что вернулся северной Германии, где почти четыре месяца общался с весьма необычными людьми. Это были уголовники, убийцы, люди, живущие по своим собственным законам и правилам. Я многому у них научился. Разумеется, я имею ввиду не их ремеслу, а взгляду на жизнь. Это был уникальнейший опыт.

– Гейгер не убийца. Конечно, он сидел пару раз в тюрьме, но не за убийство, а за воровство и наркотики.

– Это не имеет значения.

– Так что ты мне посоветуешь?

– Держись от него подальше.

– Почему? Закон уголовного мира?

– Нет, это одно из моих правил – если ты поссорился с другом, никогда с ним не мирись, все равно не выйдет ничего хорошего. Точно также и с женщинами. Если поссорился, лучше найди себе другого друга или другую женщину.

– Это не всегда так легко!

– Тогда живи без друга или без женщины.

– Но с кем же тогда общаться и кого ебать?

– Общайся с чужими людьми и ходи к проституткам!

– Пожалуйста, вот ваши завтраки, – произнес с сильным турецким акцентом вновь появившийся официант, и поставил перед нами поднос с едой.

– Приятного аппетита, – прервал разговор Юра, смачно впиваясь зубами в хрустящую плоть турецкой лепешки.

Я отхлебнул горячего крепкого чая из небольшой рюмки тонкого стекла.

– Почему турецкий чай подают в рюмках? – спросил я.

– Не знаю, – сказал Юра. – Спроси у официанта…

Турецкий завтрак состоял из крупно нарезанных на тарелку помидор, нескольких кусков сыра, оливок, крутого яйца, свежей дрожжевой лепешки и блюдечка с медом.

– Все дело в том, что завтрак здесь можно заказывать в любое время. Не только утром как в прочих местах. Иногда у меня нет сил на завтрак, тогда я сразу еду после игры спать. Сплю до вечера.

Просыпаюсь и иду сюда завтракать.

– Ты часто играешь?

– Я бросил два дня назад.

– А ты уже раньше бросал?

– Нет, это первый раз в жизни. Раньше у меня бывали паузы. Иногда довольно продолжительные. Но я никогда не решал бросить. А сейчас решил.

– Что же ты будешь делать?

– Еще пока не решил.

Юра почистил яйцо и положил его себе в рот целиком. Я улыбнулся, быстро метнув любопытным взглядом на усевшихся за дальних столик девиц. На спинку соседнего стула в ожидании поживы нагло подсел воробей. Кто-то невдалеке включил новости. Сводка погоды обещала теплый солнечный день. Тихо журчал журчей фонтана.

Пожирание слив. Австрийская литература. Женщины Вены.

По дороге домой я купил три килограмма круглых фиолетовых слив. По дороге домой я расхотел спать. Придя к себе, я помыл сливы и начал их жрать. Мне очень хотелось слив. Я давно не ел слив.

Конечно, надо было купить персики. Персики гораздо вкуснее слив.

Но я уже купил сливы, и поэтому я их жрал. Я жрал сливы, пока не обожрался. Пока мне не стало противно. Пока у меня не заболел живот.

Я жрал сливы, пока я их все не сожрал. Целых три килограмма слив!

Когда я сожрал сливы, я лег на диван. Когда я лег на диван, я достал хуй. Я достал хуй и стал думать о женщинах. Затем я перестал думать о женщинах, спрятал хуй и решил что-нибудь почитать. Я достал старый номер "Винцайле" и начал его листать. Это был еще тот номер, с которого началось мое знакомство с этим журналом. В этом номере еще не было моих текстов. Он начинался редакционной статьей Гейгера.

Как и год назад, когда я впервые взял в руки этот номер, я начал именно с нее.

Она была о литературе. Но и в ней было кое-что о женщинах. О начинающих литераторшах с площади Карла, асексуальных феминистках, одетых в черное под некую Эльфриду Елинек. Тогда я еще не знал, кто такая Эльфрида Елинек, но я интуитивно почуствовал, что это нечто ужасное! Что это – страшный монстр, книжное уебище, пожирающее литературные гранты, некий политически корректный бренд, зараза, вирус иммунодефицита современной австрийской словесности…

И я не ошибся. Так оно на самом деле и оказалось. Австрийские интеллектуалы страдали глубоким комплексом литературной неполноценности. Не смотря на то, что в Австрии были интересные писатели, никто из них никогда не получал Нобелевских премий.

Альпийская республика была обделена этим немаловажным видом международного признания.

В какой-то момент австрийские литературные чиновники решили поставить на Бахман. И они бы, возможно, выиграли ставку, но Бахман не дожила, сгорев живьем в своей римской постели. И Бахман почти что ничего не написала. Всего лишь один роман, немного стихов, несколько пьес и кучу недоделанного хлама, который впоследствии аккуратно собрали в тома.

Бахман не состоялась. Нужно было искать ей замену. И замена нашлась. На этот раз это была уже не левая интеллектуалка, а бунтующая буржуазная нигилистка, обливавшая словесным дерьмом австрийский образ жизни и саму Австрию. Настоящее, классическое садо-мазо…

Ей дали зеленый свет, в нее стали вливать колоссальные средства.

Переводы ее текстов на другие языки финансировались с немыслимой щедростью и издавались огромными тиражами по всему миру за счет австрийского государства.

Что говорить о бедных литературных анархистах во главе с Гюнтером

Гейгером? Им перепадали лишь крохи! И за эти крохи им приходилось драться! Надо отдать им должное – они издавали "Винцайле" уже десять лет, не сделав этот журнал закрытой кормушкой исключительно для себя подобно прочим австрийским изданиям. Они пускали в нее всех, кто хотел, кто приходил с улицы, кто стучался в окно. Они пускали, хотя и нуждались сами, делясь тем, что имели и что могли получить. Это меня восхищало, и мне было жалко навсегда расстаться с Гейгером и его журналом по какому-то вздорному поводу из-за какой-то сибирской бабы!