Михаил Елизаров - Кубики

Механики и прочие грузовые водители хорошо знали Агеева. В стаканы льется водка — за здоровье выбывшего диспетчера. Бутылка выпита, Малышев украдкой подходит к Гришину и спрашивает про второго мужа: где найти?

— А зачем тебе? — удивляется Гришин и вспоминает лишь примерный адрес. Но Малышеву этого достаточно. Он решает разыскать второго мужа и выпытать у него про Липатовых. Дело в том, что Малышеву очень странно в семье у Липатовых. Не то чтобы плохо, но странно.

А иногда накатывает тревога, ломит в груди и на глаза набегают слезы, словно от горя.

Закончив рабочий день, Малышев едет на окраину города. Там, в пятиэтажном панельном доме по улице Тракторостроителей, живет бывший второй муж — загадочный Агеев. Малышев решает спросить на улице, где проживает сумасшедший, и ему сразу говорят: «Агеев Максим, что ли? Который жену чуть не зарезал? Он из шестого дома».

Малышев садится во дворе и ждет, не выведут ли родители больного сына на прогулку. Вскоре пожилая женщина сводит по ступеням подъезда слепого Агеева, провожает его до столика, где присел Малышев. Хоть Агеев по возрасту и ровесник Малышева, он похож на раннего старика: костист и сед, у него дрожат руки, а на лице застыла вечная судорога безумия. Мать говорит Агееву:

— Побудь здесь, сынок, я в булочную, всего на десять минут, — а Малышеву шепчет:

— Вы не переживайте, он смирный. Малышев идет за матерью Агеева:

— Слепой он?

— Нет, — отвечает мать. — Он все время что-то видит, но не то, что перед глазами. Он только иногда прозревает, раз в несколько дней на час или больше, а потом снова слепнет. А вы кто?

— Я из гаража, где раньше ваш сын работал. Пока вы в булочной, я посижу с ним, приветы от ребят передам, — так говорит матери Малышев и возвращается к Агееву.

— Извините за беспокойство, — обращается он. — Меня зовут Андреем. Я после вас третьим женился на Марине Липатовой...

Безумный поворачивает на голос слепую голову:

— Знаешь, что новый Сатана свирепей прежнего?

Малышев вздыхает и молчит, уважая психическую болезнь собеседника.

— Думаешь, я с ума сошел? — резко спрашивает Агеев. — Я нормальный. Просто меня сглазили. Понимаешь, что такое — сглазить?

— Ну, порчу навести, испортить, — поддерживает разговор Малышев.

— Сглазили, означает — глаза отняли! — рявкает Агеев. — А порча — это не сглаз! Ты холодец у Липатовых ел?

— Ел, — удивленно признается Малышев.

— Тогда поздно, — вздыхает слепой. — Отравили тебя... — он невидяще смотрит на Малышева. — Как же тебя угораздило к Липатовым? Неужели ты запахов нечисти не почувствовал?

— А чем пахнет нечисть? — интересуется Малышев.

— Не знаешь? — удивляется бывший муж. — Мочой, калом, женскими половыми запахами. А испражняется нечисть холодцом. Которым мужей кормят. — Он качает головой: — Ладно я зимой женился, у меня насморк был, вот и не вынюхал... А что-нибудь странное в доме обнаруживал? Кости сухие, перья, пучком связанные, веревки с узелками, отрубленные лапы куриные?

— Сразу и не вспомню. В буфете видел банку с опарышами, марлечкой прикрытую. Я подумал, тестю для рыбалки.

— Для рыбалки? — зло усмехается Агеев. — Это опарыши с трупа. На них Липатовы раковые опухоли готовят... Еще вспоминай!

— Однажды на чердаке нашел тетрадь всю исписанную, читал и ничего не понял. Вроде словами написано, а смысла нет. Еще ночью на двор вышел и тещу увидал. Она на корточках сидела и рыла под собой руками. Заметила меня, материться начала шепотом. Я думал, она разозлилась, что я подсмотрел, как она мочится. А еще, когда огород Липатовым вскапывал, нашел два кошачьих хребта...

— В одной постели с Мариной спишь?

— Жизнью интимной раз в неделю живем, а ночуем всегда порознь. Она говорит, что со мной не высыпается. У меня отдельная кровать.

— Крошки в простыне находил? Темные такие и пахнут плесенью...

— Бывали, — задумывается Малышев.

— Это земля с кладбища. Плохо твое дело, погубят и тебя колдуны Липатовы, глаза отнимут.

— Как отнимут? — с испугом спрашиваете Малышев.

— Как у меня, — вздыхает второй муж Areев. — Я был здоровый человек, а меня эти Липатовы искалечили и высушили, хотели сделать обезьяной в жизни. За это и убить хотел жену свою, Марину Липатову. Убить хотел умышленно, никаких драк и ссор между нами не было. Липатовы глаза мои украли. Я до сих пор помню, как это было. Вначале, как и ты, холодец ел. А каким-то вечером смотрел телевизор, и что-то непонятное стало вливаться в мое тело. И так каждый день понемногу заполняло с пальцев ног, потом ноги, живот, грудь, руки. Я чувствовал, как оно медленно вытесняет то, что находилось в моем теле, и наполняет чем-то другим. Я даже ощущал духовную перепонку между собой и новой субстанцией. Ничего не мог поделать с этим. Через некоторое время у Липатовых в прихожей на стене вместо иконы появилось большое зеркало. Когда я поглядел в зеркало, у меня возникло такое ощущение, что вроде на меня из моих глаз смотрит кто-то чужой, и зрачки сделались красные, как на фотографии со вспышкой. Я, допустим, разговариваю в гараже или с женой, а сам чувствую, глаза сами в сторону уходят или по кругу начинают бегать. А липатовский холодец, он все рос и меня настоящего вытеснял. Я в туалет по-большому схожу и понимаю, что собой, своим естеством сходил, себя выдавил, чтоб холодцу место освободить. И так жутко осознавать, что мое — это кожа снаружи, а остальное — вражеское. Однажды ночью я проснулся оттого, что невозможно стало. И такая боль: хоть застрелиться или голову об стенку расколотить. Я кричу, зову жену Марину, тесть прибежал и теща, схватили меня и держат. А глаза точно кто-то изнутри пальцами выдавливает...

Слепой Агеев замолчал и опустил голову, вспоминая страшную ночь:

— А когда холодец глаза мои выдавил, я перестал видеть. Лишь слышал, как кто-то неизвестный к Липатовым пришел и взял мои глаза. Он их себе вставил, и я тоже вдруг начал видеть из его головы. Я понял: так он себе душу заменил, чтобы среди людей жить. А я с того момента пустой сделался и слепой. И вроде как души у меня нет. Липатовы за мной для виду ухаживали, а на самом деле из меня дойную корову устроили для колдунов и бесов: те ко мне по ночам приходили энергию сосать. А меня уже не было, только эхо прежней личности. Так бы и сдох от истощения, но Липатовы не учли одного. Тот, кто мои глаза присвоил, сам того не желая, мне выход подсказал. Он бывал во многих страшных местах, и в аду бывал, разное видел, а я вместе с ним. Так я узнал, как на время зрение вернуть. Надо двух кошек убить, вынуть у них глаза, сжечь и этой сажей из кошачьих глаз свои веки намазать. И все увидишь. Но это временные кошачьи глаза...

Агеев вздрагивает, промаргивается и зряче смотрит на Малышева: