Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

И когда Рыцарь, которого Принцесса уговорила укрыться в самой высокой башне замка ("Мне будет так спокойнее, милый. Ты же не хочешь, чтобы вместо битвы с врагами я постоянно высматривала, не случилось ли с тобой чего-нибудь?"), увидел, как она упала, он в горе распахнул окно, бросился вниз, на каменные плиты и разбился насмерть.

Сопротивление было сломлено. Бой угас. И тогда Злой король и Злой колдун подъехали к поверженным противникам и увидели волну рыжих волос Принцессы и прекрасные синие глаза Рыцаря.

И что-то сломалось в душе Злого короля, и из раны потекли густые, как смола, слезы, и он навсегда проклял тот день, когда решил подмять под себя это ничтожное королевство вместо того, чтобы двинуться в обход.

И что-то сломалось в душе Злого колдуна, и он собрал всю свою колдовскую силу и вложил ее в свое последнее, самое могущественное заклинание, отбросившее ход времени ровно на сутки. И не был уже больше колдуном, ибо раз и навсегда исчерпал всю свою мощь.

…А Принцесса и Рыцарь никогда так и не узнали, отчего огромное войско врагов в последний момент повернуло в обход их маленького и слабого королевства. В легенду они так и не попали. Зато жили долго и счастливо, и умерли от глубокой старости в один день и час.

Давно это было, ещё про царе Горохе, или даже раньше. В некотором царстве, некотором государстве, в селе Василькове жил-проживал человек-самобранка. Всё в ём было хорошо: статный, румяный, кудрявый, работящий, умеренно пьющий, одним словом — добрый молодец. Одна только у него была проблема, да страсть какая серьёзная: только откроет рот, а оттуда ругань такая польётся, не то что уши — фиалки с незабудками вянут на семь вёрст окрест. Через эту проблему были у человека-самобранки в жизни одни неприятности. Ни с соседом не поговоришь о перспективах на урожай, ни с девушкой какой о намерениях сурьёзных: после первых двух-трёх слов собеседник плюнет в сердцах, да и пойдёт восвояси…

Долго ли, коротко ли жил так человек-самобранка, да только стало ему совсем невмочь. Поклялся он страшной клятвой, что жизнь положит, а найдёт, как с проблемой справиться.

А на околице села Васильково стоял домик, маленький да ветхой, и жила в нём старуха-ведунья. Лет ей было сто или двести, все уже со счёту сбились. Редко кто к старухе захаживал, потому слух ходил, что ведьма она, да и оборотень, не дай бог.

И вот решил наш человек-самобранка — раз люди добрые помочь не могут — была не была, схожу к ведьме, её совета спрошу. Ну, подошёл он к избушке, в дверь стучится, а сам кричит:

— Эй, ведьма долбаная, мать твою через десяток, открывай поскорее, шесть на восемь да пятнадцать, совета, глядь, ищу, блин, по жизни, нах!

Дверь скрипнула, отворилась, и выглянула оттуда старушенция ростом низенькая, с клюкой, в старомодном ветхом шушуне, один глаз кривой, да смотрит зорко.

— Эх, милок, не скажи ни слова больше, всю я твою пранблему уже наскрозь вижу! Недаром тебя самобранкой-то величают. Но ты не кручинься, не один ты такой, хоть и редко это с людьми случается. За морями, слыхивала, эту хворь турецким синдромом кличут, да какая нам с тобой разница… Нам надо думать, как тебя от болезни такой излечить. А думать-то тут долго и не надо: я тебе помочь не могу, это может один только человек. За семью горами, за семью долами, живёт в деревне Болтово человек-кладенец, к нему-то тебе и надо идти за помощью. Да. Только своими-то ногами ты и за десять лет не дойдёшь, что ж мне с тобой, болезным, делать… Ага, вот что: в десяти вёрстах отсюда есть село Моторное-Пламенное, и живёт там человек-самолёт. Он тебя и через горы, и через долы перенесёт. А если он не сможет, то ещё через пятнадцать вёрст стоит деревня Сапожное, и живут в нём братья, человеки-скороходы, они уж тебя точно доставят, куда надобно. А чтоб мог ты с ними сговориться, дам я тебе порошка волшебного три щепотки — бросишь щепотку на человека, и он в твоей речи только Главное услышит. Да ты ступай, ступай, милок, только молчи уж!

И с этими словами ведунья сунула человеку-самобранке в руки мешочек с волшебным порошком, да и вытолкала его за дверь.

Почесал человек-самобранка в затылке — делать нечего, а надо от турецкого синдрому избавляться, придётся, значить, старухиному совету следовать.

Вышел тогда человек-самобранка из села Васильково с котомкой за плечами. Шёл он день, шёл другой, и пришёл, наконец, к деревне Моторное-Пламенное. Идёт по главной улице и видит — возле одной избы мужичонка чего-то по хозяйству шурупит. Сам на вид хлипкий довольно, а ручищи длинные, мускулистые и ладони — что твои лопаты. Ну, самобранка подошёл к нему с подветреной стороны, кинул щепотку ведьминого порошка…

— Ты, что ли, хвост тебе в глаз, в двадцать пятой степени, человеком-самолётом будешь, жёлтого в середину, нах?

— Ну, я — отвечает человек-самолёт — а тебе-то что с энтого?

— Да мне бы, блин комом, до деревни Болтово, клепать его веником, три пишем, два в уме, добраться бы, хрен мочёный, нах…

— Ну что ж, можно и до Болтова, — ухмыляется человек-самолёт. — Если погода лётная, так и дальше можно, да.

— А как мы, опа с ручкой, узнаем-то, сорок четыре весёлых стрижа, лётная погода, растуды её в кащей, или нет, нах?

— А вот пошли-ка со мной, щас и узнаем.

Вышли человек-самолёт с человеком-самобранкой за околицу, прошли по тропке через лесок, и вывела их тропка к средних размеров овражку. Человек-самолёт подошёл к краю, плюнул три раза через левое плечо, осенил себя крестным знамением, взмахнул руками-лопатами, да как прыгнет в овраг!

Человеком-самобранка ждал час, ждал другой, ничего не происходит. Пошёл он тогда дальше по тропинке, а она вдруг налево повернула, да в овраг спускается. Добрался он до дна, и видит — лежит на дне человек-самолёт, вроде дышит, хоть и с трудом. И пальцем самобранку к себе манит. Подошёл тот поближе, и слышит:

— Звиняй, браток… Не смогу я тебе в этот раз… помочь. Кхе… Ты вот что… ступай обратно в село… спроси дом лекаря… Тохи Чехова… скажи — Васька Чкалов… просил передать… погода нелётная. Он поймёт…

И сразу брык — с катушек, отрубился. Ну что человеку-самобранке делать, вернулся, нашёл дом лекарский, а тот как раз на веранде сидит, чаи гоняет, сам весь из себя такой в очёчках, сразу видно — ентилигент. Толко услыхал слова "Васька Чкалов", так сразу вскочил, руками замахал, пробурчал чтой-то невразумительное, вроде "опять этот Линдберг недоделаный", схватил чемоданчик, и убёг.

А человек-самобранка в затылке почесал, да и пошёл дальше, в деревню Сапожное, вторым ведьминым советом пользоваться. Долго ли, коротко ли, добрёл он до Сапожного. Идёт, видит — сидят два братца на завалинке — оба как есть на одно лицо, ручки махонькие, да и тулово не то чтобы очень, зато ножищи длинные, голенастые, в кожаны сапоги обутые. Ну, обсыпал их самобранка порошочком, да и спрашивает: