Виктор Караваев - ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА

Но вот однажды случилось непредвиденное, объявили "Прибой ", нет, "ПРИБОЙ", так как никто из начальства о нем не знал. И выдернули всех тепленькими в 2 часа ночи в отдел. Тогда Караваев еще не обзавелся привычкой отключать сотовый на ночь и предупреждать родителей, что если кто звонит со службы – его нет, не было и не будет. Вот так нежданно-негаданно, не прошло и двух часов, как он пришел со службы домой и отправился на нее вновь. В отделе Витек был сильно удивлен наличием еще пяти таких же, как он, из 18-ти, причем начальника отдела найти никто не мог. Начальник райотдела появился на минуту, грозно сверкнул очами, сообщил о проверке готовности согласно приказу и убежал.

Прошел час, время три, грозной проверки нет, ну что делать в такой ситуации измученным операм? Правильно – найти себе занятие, что и было сделано. Из сейфов были извлечены стратегические запасы беленькой, благо дежурный пузырь был у каждого.

Но вот беда, то ли недосып сыграл роль, то ли опера еще не обладали стойкостью духа, присущей офицерам, но алкоголь сыграл злую шутку с молодым, неокрепшим организмом – захотелось им развлечения. ничего более умного придумать не смогли и начали резвиться, играя в старую игру под названием "конный бой". Думаю, все вспомнят свое школьное детство. Сие занятие увлекло донельзя, и бравые гусары не заметили, как дверь в отдел открылась и на пороге появились, с интересом наблюдая за ними, главный опер – замначальника службы по оперативной работе Дмитрий Иванович и грозный полковник с Маросейки, 12 – оттуда, где Верка Глаголева с Балуевым и Харатьяном бегали с крупнокалиберными дыроколами наперевес, моча направо и налево неплательщиков налогов.

Челюсти грозного полкана были где-то на уровне колен, до пола они опустились, когда опера попытались принять положение "смирно" и один из них, обдавая спиртными парами, доложил, что весь личный состав отдела на месте. Зам тихо прокряхтел, но скромно умолчал, что это всего лишь его треть. Тем временем начальство пришло в себя от такой наглости, но, судя по всему, не до конца, так как грозных речей и разрывания анусов не последовало. Наоборот, захлопнув челюсти, потребовали представить дежурные тревожные чемоданчики.

Надо сказать, что в отделе их было три, то есть их сделали, набили положенным содержимым согласно приказу, но сил хватило только на три, то есть один чемоданчик на шесть оперов, но повезло: получалось один на двоих. Челюсти у начальства опять отпали к полу. Зам, то багровея, то синея, тихо отошел в сторонку, проверяющий с Маросейки все еще крепился и начал осматривать содержимое по списку. Чемоданы были вполне подстать приказу, даже пара банок тушенки была как продуктовый НЗ на двое суток. Наблюдая, как по мере проверки у полкана немного светлело лицо, видно, радовался, что опера все же не последние разгвоздяи и инструкции с приказами чтят. Все с трепетом ждали конца этой процедуры, потихоньку приходя в себя, и стойка "смирно" начала уже вроде получаться.

Но тут настала кульминация. дело в том, что по приказу в чемоданчике должно лежать энное количество денег, что-то около 500 рублей. И полкан их обнаружил: аккуратно завернутые в газету пачки сторублевок, отпечатанных на простом ксероксе, были обернуты в банковскую упаковку, соответственно 10 тысяч в каждой пачке – тоже продукт очередного "оттяга" после службы. Вот здесь проверяющий не выдержал, он кричал, тряс тремя "пачками условных денег" у них подносом и вопил: "Что это такое, вашу мать, бл… что это здесь делает?" хором ответив, что это деньги согласно инструкции и приказу, и даже больше положенного – на всякие случай, и завершив сей ответ дружным выдохом, господа офицеры привели проверяющего в ступор. единственное, что он смог сказать, хлопая дверью, было: "Гандоны в погонах, ну я вас…" Зам и главный опер тихо давились сигаретами в углу…

А утром, когда все отсыпались на своих столах, положив под голову пару томиков инструкций по ОРД, пришла просьба остаться после утреннего совещания и во главе с начальником отдела явиться к начальнику службы для участия в воспитательных мероприятиях. вазелин брать запретили.

Линь Ма Джун, гостья столицы, прибывшая из Поднебесной, в миру просто Маша, была той, кого в интеллигентной среде принято пренебрежительно именовать торгашками. Однако это не мешает представителям той самой среды покупать у торгашек овощи и фрукты, яростно сбивая цену и возмущаясь по поводу обилия "жуликов за прилавками".

Но в данном случае покупатели были абсолютно правы. Луноликая Маша была торгашкой в чистом виде. Убеждать клиента в том, что предлагаемый ему товар – лучший в мире, она считала ниже своего достоинства.

Единственный презрительный взгляд, которым она удостаивала покупателя, говорил все: несчастный чувствовал, что если он вот прямо здесь, сейчас же, не приобретет эти огурцы (помидоры, яблоки, фейхоа, в конце концов), то от этого пострадает не она, гражданка Маша, а он, несчастный и обделенный покупатель!

Не придется ему вкушать лучшие в мире продукты, он откажет себе в удовольствии узнать, чем питаются в лучших домах лучшие люди, и…

На этом месте сдавались даже самые убежденные привереды (кроме тех, кто, зажав уши и закрыв глаза, не сбежал от лотка еще раньше). Они покорно протягивали обвисшие от усталости руки, подставляя свои сумки, сетки и пакеты под омерзительно скользкую морковь, заскорузлую от грязи картошку и яблоки, каждый сантиметр которых был накрыт артобстрелом полчищ маленьких беленьких червячков. Они вынимали из кошельков новенькие хрусткие полтинники и только что полученные в зарплату сотенные и взамен получали невозможно рваные, мокрые и слипшиеся десятки (или их половинки, заботливо склеенные при помощи бумажки и гадкого конторского клея).

Если же кто-либо из посетителей пробовал подать голос в свою защиту, китаянка включала вторую скорость, и горе было несчастному, позволившему себе выпад в сторону ее товара или сдачи. О, такой буре позавидовал бы даже сам Шекспир! В ход шли все возможные и невозможные словесные обороты, невероятные лексические изыски и исследования генеалогического древа незадачливого покупателя. Контрольным криком, посылающим его туда, откуда не возвращаются, Маша добивала клиента.

– Так будет со всяким, – говорила Маша, наблюдая, как то, что раньше можно было еще назвать покупателем, тащится прочь с битком набитыми сумками.

Но так случалось не со всяким. К примеру, когда на рынок заходил Караваев, китаянка шустро упархивала в ряды коллег, а на ее место заступал вечно сопливый пасынок. Витек покупал у него продукты, вытягивал шею, осматривал торговые места и, плюнув на землю, удалялся восвояси. А Линь Ма Джун медленно возвращалась на свое место, некоторое время выглядывая из-за весов в положении полуприседа, чтобы окончательно убедиться, что ее вековечный ужас удалился.