Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!

Киря вернулся к ней туда.

Впрочем, десять процентов гениальных в этой квартирке тоже присутствовали. Таков, вероятно, был художник Леша Гаврилов, человек довольно солидного возраста – уже под сорок. Однажды, а скорее в очередной раз, когда есть и пить ему было нечего, он поступил так, как некогда от безденежья поступил Микеланджело: сработал подделку, но не скульптуру спящего купидона как это сделал прославленный скульптор, а картину в стиле бытовых сценок середины девятнадцатого века (типа Павла Федотова или Перова), благо у него была старая картина с безвозвратно разрушенным красочным слоем, но с абсолютно целым холстом и рамой. Остатки краски он, насколько это было возможно, смыл, а раму и холст оставил, какими они и были.

Написанная им картина изображала бытовую сценку в саду за самоваром, сделан был даже лак с трещинками на краске. Он ничего не копировал, он написал картину в стиле и состарил ее известным способом. Потом он отправился в известный антикварный салон Семена Марковича

Якобсона и просто сказал ему, что у него есть такая вот картина, а откуда и кто автор он сам не знает, просто купил однажды, а сейчас хочет продать, естественно, без всяких гарантий подлинности и не очень дорого. Хозяин салона тут же все прекрасно понял, долго смотрел, чесал голову, но картину все-таки выставил как работу неизвестного художника и неизвестного года, что было, в общем-то, полной правдой. Картина украшала интерьер антикварной лавки очень недолго, поскольку по качеству оказалась там самой лучшей и буквально через неделю была продана за требуемую не такую уж большую сумму. Причем на вопрос покупателя: почему так дешево, хозяин магазина честно сказал: "Никаких гарантий, неизвестен ни художник, ни год создания. Так что решайте сами". Но человек этот картину все же купил со словами: "Да наплевать, какая бы она ни была, она мне просто нравится! Я покупаю ее лично для себя, и цена меня вполне устраивает".

Якобсон тут же позвонил Гаврилову:

– Слушай, твою картину пока не купили, но люди интересуются, есть большой шанс продать, сделай-ка ты еще одну подобную.

Через неделю он позвонил Гаврилову снова и сказал, что тот может приходить за деньгами. Гаврилов, получив деньги, тут же пробормотал что-то невнятное и быстро зашагал – прямо к палатке, где продавали пиво и водку в разлив. Якобсон прекрасно понимал, что деньги у

Гаврилова надолго не задержатся: тут же вечером начнется гульба, придут все знакомые, кто без денег, и не исключено, что дня за три-четыре даже от такой относительно крупной суммы не останется ни копейки, а ведь еще краски надо купить, холст и долги отдать, наверняка и за квартиру заплатить, и бывшей жене дать, и детям и так далее. Поэтому Гаврилов непременно и довольно скоро непременно появится. И действительно, Гаврилов пришел, правда, не через три дня, а через неделю, отвратительно трезвый и тихий, посмотрел прямо в душу Якобсону огромными зрачками, помялся:

– Слушай, Маркович, дай в долг, – хочу красок купить, напишу я тебе еще одну. В последний раз…

И за месяц сделал работу. Якобсон, увидев ее, обомлел:

– Слушай, а почему ты не можешь сам писать такие картины под своей фамилией? Ну, пусть не современно, так это же тоже стиль!

– Их берут только потому, что они кажутся старыми, а если прямо указать на новодел, никто и не купит. Тот дебил взял случайно, потому что ничего в этом не понимает. А я понимаю и сам хочу выразиться, как художник! – сказал на это Гаврилов.

Якобсон тогда даже предложил выпить по пятьдесят граммов коньяку, обмыть это дело. Гаврилов поколебался, но отказался:

– Я больше не пью.

– Вообще? – Якобсон даже рот открыл от удивления.

– Вообще!

– Никогда?

– Никогда!

Буквально на следующий день появился посетитель, явно понимающий в живописи. Он какое-то время осматривал магазин с довольно скучающим видом, а потом вдруг замер, сделав стойку, как спаниель, учуявший утку, и прямиком направился к новой картине Гаврилова.

Якобсон, заметив явный интерес, подошел к нему.

– Сколько? – спросил покупатель, хотя ценник висел непосредственно перед его глазами.

Семен Маркович озвучил указанную сумму.

– Я вижу. Это – рублями?

– Конечно!

– Извините, сказал глупость! – сказал посетитель, немедленно доставая портмоне. И он тут же и купил картину, уплатив наличными, и при этом был явно очень доволен. Якобсону показалось, что он даже ерзал, пока картину упаковывали, и убежал побыстрее, чтобы вдруг не передумали и не закричали вслед: "Извините, мы перепутали, это в у.е., и вам еще надо доплатить!" Любопытно, что Якобсону на какой-то миг и самому вдруг стало жалко этой картины, ведь получилось действительно здорово.

Но то, что Гаврилов принес в следующий раз, было просто невероятно. У видавшего виды хозяина художественного салона на голове зашевелились оставшиеся редкие волосы. С трудом оторвав свой взгляд от картины, он уставился уже на Гаврилова. Тот принес настоящий шедевр, а видеть человека, который создает такие вот шедевры, было просто потрясающе. Вот он стоит здесь, а завтра он с тобой и разговаривать не станет, просто так к нему и не подойдешь.

Эту картину Якобсон поставил подороже – пусть повисит подольше, поукрашает салон. Но буквально на следующий день пришла одна парочка из постоянных покупателей муж с женой специально за уже ранее высмотренным журнальным столиком начала прошлого века. Увидев картину, они чуть ли не хором спросили:

– Это что за копия?

– Это оригинал неизвестного художника, – ответил Якобсон.

И опять хором:

– Сколько стоит?

– Сколько и написано на ценнике, – сказал Якобсон, снова озвучив сумму.

И опять опасливый вопрос:

– Это в рублях или в у.е.?

– У нас все цены теперь только в рублях, – сказал Якобсон.

Мужик тут посмотрел на жену, та в ответ быстро кивнула, тот с секунду-две просчитал что-то в уме, подняв глаза к потолку, и спросил:

– Кредитки берете? Мы тогда возьмем и столик и картину.

Четвертая, принесенная Гавриловым, картина провисела ровно три часа. "Он же так сопьется!" – подумал Семен Маркович, поскольку свой

"сухой закон" Гаврилов уже давно нарушил. Сам художник позвонил только через две недели: "Как там? Продалось?" – "Пока нет, человек один просил отложить! – соврал Семен Маркович. – Можешь еще сделать?" – "А-а, ну ладно!" – и снова пропал на месяц. Денежки еще и поработали это время: кое-что на них Семен Маркович купил и продал. Наконец Гаврилов появился – уже с новой картиной. Худой и трезвый: "Продалась? Здорово. Ты мне, Сеня, денег пока не давай, я работаю, а то опять эти алкоголики набегут. У них на водку какое-то сверхестественное чутье. И еще постоянно деньги берут в долг и не отдают. Как будто так и надо!