Павел Сутин - Эти двери не для всех

Вацек раздраженно поморщился и шагнул за Галкой. Он много лет разнимал Гарика с Майклом, потому что те начинали с литературы, а заканчивали старыми обидами.

Когда Вацек вошел, Майкл с Гариком уже сопели по разным углам, их разнял Витя.

– Ну, чего ты, Гаря. – Витя держал Бравика за локоть и успокаивал. – Конечно, поколение ему обязано. И мы обязаны.

Наверное, Майкл прошелся по кому-то из светочей, "делать жизнь с кого".

– Никто, видишь ли, никому не обязан, блядь. – Гарик Браверман слабо вырывался.

– Он воевал, он сидел, он литературу делал. А ему никто не обязан! Ты ведь, мать твою, и детям своим так станешь объяснять – что никто никому ничем не обязан! А существует только индивид, белокурая бестия, с ее сраными воззрениями и сраными достижениями!

– Да не воевать же надо было, баран! А семью спасать! Себя спасать! – выкрикнул Майкл и попытался вернуться к барьеру, но Нинка твердо усадила его на диван. – Не было в той войне победителей! Не было! Ты-то не дед-пердед, живот в орденах, ты-то должен понимать! Это потом навертели вокруг мифологии! Одно рабство победило другое рабство! Он за Эльбу мог уйти! Мог – и опять себя в рабы записал! И детей своих в рабы записал!..

Но они уже успокаивались. У Бравика имелся очень типичный комплекс – "воевал, сидел, делал литературу". Вацек, по простоте душевной, не раз пытался объяснить Бравику, что раз уж на то пошло, то людям пристало только делать литературу, а на остальное людей обрекала жуткая эпоха и брутальная самопожирающая страна. Но Бравик, кажется, в детстве не доиграл в войнушку. Бравик, прекрасный хирург, ощущал себя неполноценным. А может быть, так испытывал вину перед теми, кого почитал. Бравика вообще надо было отправить за впечатлениями к Вите Князькину.

Витя не сидел, не писал, но навоевался досыта. Но они бы друг друга не поняли.

Все-таки Бравик был умственный, а Вите муторно было вспоминать политотделы, дизентерию, то, как он штык-ножом отрезал голову своему комэску – голова держалась на кожном лоскуте, иначе извлечь тело из расплющенного вертолета было невозможно…

– Гариваса на тебя нет, романтик долбаный, – зло, но уже негромко сказал Майкл.

– Он бы тебя укоротил.

– Сталина на меня нет, – огрызнулся Бравик.

Галка, досадливо поджав губы, меняла пластинку. Нинка придерживала Майкла за плечо и по-матерински смотрела на него.

Нинка жила между Москвой, Хайфой и Нью-Йорком. В Хайфе жили родители. Нью-Йорк она обожала так, как могут обожать его только люди, полжизни прожившие при советской власти. А в Москве жил Мишка, в которого злоязыкая Нинка была – тайно для Мишки и явно для всех – влюблена с первого курса.

"Рядом с Мишей я чувствую себя мужчиной!" – смеялась Нинка, пока у нее была еще охота смеяться.

Вацек оглядел гостей.

Боря Полетаев уныло кушал салат. Саша Берг, горнолыжный человек, листал альбом с фотографиями. Конрой (он самовольно влез в духовку), шкодливо улыбаясь, откусывал от кроличьей ноги. Федя Горчаков – Фриц – тихо разговаривал по сотовому телефону. Тёма Белов, доставая из нагрудного кармана рубашки сигареты, осторожно пробирался на балкон, в левой руке он бережно нес полную рюмку водки.

Они собрались здесь, чтобы отпраздновать новую квартиру друга Галки.

"…По наступление дня пятидесятницы все они были единодушно вместе…" И тогда, как в плохой пьесе, грянул дверной звонок.

Все наконец замолчали. Звонок грянул вновь. В Галкиной квартире стало тихо.

Потому что все ждали Гариваса.

Сюрпризы Гариваса, зима 99-го

Посвящается Владимиру Петровичу Сергееву (Гаривасу).

Сюжет подарен мне моей женой Ирой.

Я устал сбивать подошвы о булыжник мостовых, И английский мелкий дождик сеет дрожь в костях моих.

Редьярд Киплинг "Мандалей" – Ага! – азартно сказал Гаривас. – И ты, значит, тоже считаешь, что солдат главнее физика?

– Нет же! Не так! – Берг махнул рукой. – Период первичного накопления капитала многое ставит на места!

– И что же в этот благословенный период так удачно ставится на места, а Берг? – утомленно спросил Гаривас. Гаривасу был скучен период первичного накопления.

– Я вижу, тебе мои нынешние кореша не нравятся, – запальчиво сказал Берг.

– Да с чего ты взял, что они мне не нравятся?

– Ну, у меня глаза есть…

– Ладно, с другого бока зайдем – а чем они тебе так нравятся?

– Вот! – Берг воздел указательный палец. – Объясню. Изволь. У меня к ним, понимаешь, такое отношение… Вот как тебе сказать… "Брат-храбрец"… да!

Понимаешь?* – Прекрасно понимаю. – Гаривас кивнул.

Берг махнул рюмку.

– Ты вчера нос воротил за столом.

– Кто нос воротил?

– Ты. Невежливо себя вел. Натан тебе рассказывал про корма, а ты скучал.

– Саня! Окстись! Ну какое мне, на хер, дело до куриной еды?!

– Хейфецы купили помойку и сделали из нее конфету! Они мне здорово нравятся! У них не было папика за спиной – и у меня не было! У них – птицефабрика, у меня – магазин. У нас с ними одна группа крови. Ты когда-нибудь слышал такое слово – "партнеры"?

– Я слово дал. Купеческое слово, – ехидно сказал Гаривас. – Саня, ты просто увлечен. Остынь.

– У нас же всегда: по ноль-семь и – о поэзии, – презрительно сказал Берг.

– Ну, дружок. – Гаривас развел руками. – Кто же виноват, что у твоих нынешних корешей не в чести поэзия? Да, впрочем, и проза. И кто виноват в том, что ты был интеллигентом, а стал бизнесменом?

– Да. Тебе это скучно. Но в том, чтобы прокормить семью, есть своя поэзия, – убежденно сказал Берг. – В это сучье время…

– В это сучье время надо почаще вспоминать о поэзии, – сквозь зубы сказал Гаривас и закурил.

Берг недовольно промолчал. От Машки, своей жены, он перенял неприязнь к отвлеченным разговорам. Машка, слыша малопонятное, становилась агрессивна.

Стоило Гаривасу произнести "трансцендентно", – Машка шумно вставала и меняла блюда. А коли Гаривас не унимался и говорил "имманентно", – она подавала чай, и из этого следовало, что "гости закончились и всем пора".

Берг с Гаривасом в пятницу вечером сидели в маленьком офисе на втором этаже магазина "Berg Ski Location", разговаривали, попивали коньяк, курили, никуда не торопились. Час назад Берг позвонил Машке и предупредил, что задержится, потому что приехал Гаривас.

Машка не возражала.

На углу серого письменного стола, рядом с тарелкой тонко нарезанной бастурмы, рюмками и бутылкой коньяка "Васпуракан" стояла пара ботинок "Доломит". Ботинки сверкали никелированными клипсами и бликовали гладкими шоколадными боками.

Ботинки хотелось лизнуть.

– А за ботинки ты еще скажешь спасибо, – сказал Берг.

Гаривас кивнул. Ботинки обошлись ему очень дешево, он уже второй год покупал инвентарь в "Berg Ski Location".