Сергей Кузнецов - Девяностые: сказка

- Счастливый ты, - сказал Альперович. - Почти не изменился. Силю слушаешь, Дали смотришь, волосы до плеч, колокольчики-то хоть отпорол с клешей? (Витя кивнул.) А у меня жизнь движется так быстро, что чуть замедлюсь - превращусь даже не в реактивный след за самолетом, а в такие слизистые дорожки, как после улиток остаются.

- Читал "Лангольеров" Кинга? - спросил Витя. - Там то же самое. Они, эти лангольеры, съедают вчерашний день.

- Нет, не читал, - покачал головой Альперович. - Я теперь мало читаю. А Кинг - это который "Мертвая зона"?

- Ага, - кивнул Витя, - он самый.

- Как, говоришь, называется? - И Андрей вынул из кармана кожаную записную книжку и золотым "паркером" аккуратно написал на чистой страничке: "лангольеры".

- Прошлое, говоришь, съедают? - переспросил он.

Витя кивнул и, помолчав, добавил:

- А для меня восьмидесятые остались навсегда.

Через полчаса Витя ушел, и Антон подумал, что не представляет своих друзей через десять лет. Когда-то все менялось стремительно - но в какой-то момент советская власть, перестройка, гласность и журнал "Огонек" превратились в слабое воспоминание. Жизнь началась в тот день, когда Настя первый раз предложила ему косяк - и Антон понял, кто он такой на самом деле. Все, что было раньше, стало туманным прошлым - как и сама Настя, которую он не видел уже несколько лет. Увидеться бы с ней сейчас, спросить, знает ли, что "настей" зовут теперь кетамин - из-за того, что калипсол используют при анестезии.

В школе казалось, на его глазах совершается история - и вот теперь Антон понимал, что история закончилась, остановилась. То, что происходит вокруг, - чужие деньги, квартиры друзей, трава, кислота и калипсол, - останется навсегда. Уже года два, как мир перестал меняться, - и потому Антон никогда не выпадет из времени, как этот старый хиппи.

- Чтобы стоять, я должен держаться корней, - задумчиво произнес Альперович и посмотрел на часы. - Похоже, Сидор так и не появится.

- А он тоже принимал циклодол? - спросил Антон.

- Нет, - сказал Андрей, - мы в разных местах учились. Сидор на истфаке, я в "керосинке". Знаешь анекдот: умирает Фантомас, приходит комиссар Жюв. Срывает с него маску, а Фантомас говорит: "Видишь, Петька, как нас судьба-то разбросала".

- Это вы к чему? - удивился Антон.

- Это я про нас всех. Мы же снова все собрались только в конце восьмидесятых, когда бизнес начался. Сначала мы с Сидором и Поручиком, потом Рома, потом Ленька Онтипенко… я его года с 88-го пытался в бизнес ввести, мы же с ним ближайшие друзья со школы… А остальных я в институте почти и не видел, так, на днях рождения встречались.

- А вы хипповали? - спросил Антон.

- Да нет. Какой из меня системный. Я был полуцивильный. Как говорила моя подружка: "из тех, кто под рваными джинсами носят чистые трусы". Олдовые волосатые таких не любили. Да и сейчас, наверное, не любят - видел, как Витя на меня смотрел?

Сейчас Антон вспомнил, что старшая сестра Насти, кажется, тоже была хиппи. От нее Насте и досталась дюжина кассет "МК-60" и умение находить скрытый смысл в песне про небо в алмазах. Может, Настина сестра много лет назад знала Витю и Альперовича, заходила в 215-ю комнату поесть циклодол и посмотреть слайды Дали. Ну что же, кому как повезет: у кого брат миллионер, у кого сестра - хиппи. Младшие братья и сестры должны поддерживать друг друга, не правда ли? Поддерживать - и передавать друг другу ненужные, ностальгичные вещи, полученные от старших - такие как песни "Битлз" или убежденность в том, что Сахара сделана из сахарного песка.

- А по-моему, вы хорошо потусовались, - сказал Антон.

Альперович скривился:

- Его тогда звали Крис. Он был пионером, но из кожи вон лез, чтобы прослыть олдовым… и вот теперь всем олдовым олдовый, но только ни прежних олдовых нет, ни Системы. Понимаешь, самое главное я понял году в девяностом - нельзя сочетать рефлексию и действие. Надо выбрать что-то одно. Ну, я выбрал действие. Окончательно выбрал. Даже сделал несколько символических жестов - например, отнес почти все книги в "Букинист". А тогда я еще безумно любил книги. Но книги - это рефлексия, а я выбрал действие. А когда выбираешь действие, рефлексия не нужна. Видел на днях человека - залез в долги, испугался, убежал со всеми деньгами. В том числе - с моими деньгами. И мне сказал: вначале думал - главное разобраться с бандитами, друзья подождут. А теперь, говорит, понимаю: с бандитами разобраться не удастся, все равно убьют - и лучше было вовсе не кидать друзей, а сразу сдаться. Вот это - рефлексия. Но она существует независимо от действия: я уверен - повторись все сначала, он поступил бы так же. Сначала бандиты, потом друзья. Не надо лицемерить - если выбираешь действие, выбирай на самом деле, иди до конца.

Интересно, у Альперовича есть братья и сестры? Младший он или старший? Ведь это - самое главное в человеке. Кто он? Тот, кто получает - или тот, кто передает?

- А Витя выбрал рефлексию? - спросил Антон.

- Как можно выбрать то, о чем не имеешь представления? Если он что и выбрал, то не знает - что. Это как если вообще ничего не выбирать. Вот Лерка выбрала рефлексию - и уехала в Англию.

- А Женя?

- Женя? - Альперович задумчиво постучал пальцами по столу. - За Женю всегда выбирали другие. Она только брала то, что предлагали. Даже любовника ей выбрал я.

Антон замер.

- А кто был ее любовником?

Альперович посмотрел на него.

- Ну, ты и Шерлок Холмс, - и он налил себе еще виски. - Это же всем ясно. Конечно, Леня Онтипенко. А ты думал - кто? Давай уж я тебе все расскажу. - Он был уже заметно пьян и нагибался к самому лицу Антона. - Слушай. О покойных либо все, либо ничего. Значит - все.

Альперович выпил и начал рассказывать, с кем спала Женя после школы, как она вышла замуж за Рому, как сидели в "Хинкальной" и Женя оторвала пятый лепесток. Ничего не вышло. Это только у Катаева: попадешь на Северный полюс и сразу домой. А в жизни - что заказала, то и получила. Не ебет, уплочено. Он пил и жаловался: грустно смотреть на красивую бабу, которую никто не трахает. И ты выбираешь другого мужика - как искусственный хуй. А Онтипенко - самый близкий друг, мне все расскажет, да и знаю я его, как облупленного.

- А Рома?

- А что Рома? Он и не догадывался ни о чем. Он же работал, делал эти самые… штучки. - И Альперович усмехнулся.

- Мне он сказал, что у Жени был любовник, - сказал Антон.

- Значит, он умней, чем я думал, - сказал Альперович, выливая остатки виски в стакан. - Хорошо все-таки, что у меня шофер.

Расследование продвигается странным образом, подумал Антон, в нем почти не появляются люди в трезвом состоянии. Сам я то покуривший, то съевший магической Зубовской смеси, Рома и Альперович - пьяные, Лера - после секса, значит, тоже в измененном сознании. Впрочем, неудивительно - началось-то все с марки кислоты, пусть даже поддельной. Фальшивая марка - словно фальшивый бриллиант, ложный алмаз на обманных небесах…