Джеймс Данливи - Волшебная сказка Нью-Йорка

Допиваю кофе. Беру еще чашку. Она тоже. Рассказывает мне о матери, работавшей ночной сиделкой во многих богатых домах на Парк-авеню. И, слегка покраснев, спрашивает, вы не хотите зайти ко мне, посмотреть ее фотографии, дедушка, пока мы не обеднели, тренировал лошадей. Фотографий оказалась целая куча.

Поднялись в лифте. Она все тискала ключ от двери, словно пытаясь его согнуть. Прошли по общему коридору, узкому и зеленому. Потом в коричневую дверь ее квартиры, мимо крохотной кухоньки. Маленькая гостиная. Стеклянный кофейный столик. Белая киска в углу гадит на соломенную подстилку. Стопка книг. Она сказала, садитесь, пожалуйста, мистер Пибоди, знаете, если вы не против, я буду звать вас Джейсоном. Я состою в книжном клубе, Джейсон. Вот чем я занимаюсь всерьез. Читаю. Хотите чего-нибудь выпить.

Слышно, как на кухне дважды плюхается на пол молочный пакет. Кристиан сидит, держит в руке стакан молока. Глядя на женщину, стоящую у книжного шкафа, на полках которого теснятся умные книги. Там, в закусочной от меня чуть дым под столом не пошел, когда я увидел, как она кусает ватрушку. Решил, что доктор Педро не одобрит меня, если я упущу возможность. Предоставляемую этим безусловно прекрасным созданием. На предложение полюбоваться фотографиями матери я ответил нет, спасибо. И тогда она вдруг сказала, я вас очень прошу, не могли бы вы оказать мне большую услугу. Проводить меня до дому, чтобы мне не идти одной. Только до двери. Понимаете, в соседнем доме убили одну девушку, всего три дня назад. А у вас внешность порядочного человека. Уже поздно и ночь такая жаркая, я боюсь возвращаться домой одна.

— Спасибо, мадам. Я чрезвычайно вам благодарен за то, что вы не сочли меня сексуальным маньяком.

— Ха-ха, господи, какой вы шутник.

Однако она их все-таки вытащила. Фотографии матери. Девочка на каменном крыльце, перед увитой плющом дверью. Девушка в белом, улыбающаяся рядом с сидящей в инвалидном кресле пациенткой в соломенной шляпе. Подпись, Кеннебанкпорт, штат Мэн. Когда тебе на колени вываливают столько фотографий, подняться уже невозможно. Сказала, что зовут ее Лилия, а фамилия Астр, сплошные цветы. У окна тускло светятся две керамических лампы. На стенах скучают четыре картины с какими-то задницами, маслом. Мы просидели с ней почти до полуночи, уже и коты принялись орать и мяукать внизу, в закоулках, и давно истекли все сроки, после которых Фанни, как я знал, открутит мне голову. С криком, где тебя черти носили.

— Боюсь, мне пора.

— О нет, прошу вас, не уходите.

— Ничего не поделаешь, меня матушка ждет.

— Вы вроде бы сказали, что вы из Вирджинии.

— Да, она приехала на неделю, за покупками.

— Пожалуйста, Джейсон, останьтесь, вы у меня первый гость почти за три месяца. Для меня это едва ли не чудо. Я раньше состояла в кегельном клубе. Пока в нем не остались одни женщины. Вы не играете в кегли.

— Нет, пока нет. Но если я не вернусь домой, моя кровожадная мамочка пришибет меня кегельным шаром.

— Ха-ха, в вашем возрасте и такая зависимость от мамочки. А вот моя мама, как мне кажется, погубила мою жизнь.

— Знаете, мне иногда хочется вырваться из-под ее опеки, но она самая милая, самая дорогая мне и самая замечательная женщина, какую я когда-либо знал.

— Все же мне кажется, что ей не стоит вас так ограничивать. Вы, наверное, всю жизнь провели у нее под крылышком. Я бы хотела как-нибудь с ней познакомиться.

— Да, ну ладно, мне все же пора.

Лилия склоняется над Кристианом, отталкивая его назад, на диван, рот ее приоткрывается. Всаживает язык между моими стиснутыми губами. Слышу, как бухает ее сердце, а она между тем осыпает мое лицо поцелуями. Женщина, которой я почти и не знаю. Обливается потом. Пышная, душная грудь. Необычайно сильные руки, обвивающие тебя так, что и не вырваться. Не причинив боли этим льнущим лианам. От зажима которых я начинаю отрыгиваться копченой говядиной.

— Прошу вас, не уходите. Вы не пожалеете, честное слово. Это, конечно, не важно, но я однажды победила в чемпионате по скоростному печатанию на машинке. Вон диплом висит на стене. Не смейтесь надо мной. Я в отчаянии. И я так одинока. Я не хочу, чтобы вы уходили. Пожалуйста. Я дам вам пятьдесят долларов.

— Прошу прощения.

— Умоляю вас, сто.

— Мадам, вы говорите невозможные вещи.

— Вам этого мало, Джейсон, вам хочется больше. Я дам еще. Все, что хотите. Вам будет приятно со мной. Я хороша в постели. Честное слово. Я умру, если вы уйдете. Выброшусь из окна.

— Не стоит этого делать.

— Я сделаю, Джейсон, сделаю.

— Я мог оказаться убийцей, который прикончил ту девушку.

— Господи, какая мне разница. Только не уходите. Лучше смерть.

— Давайте поговорим, как разумные люди. На улице полно мужчин, ищущих женщин.

— Но я хочу вас. Снова эти волосатые старые сальные яйца. Неужели я не могу хоть раз побыть с кем-то красивым. У вас такие прекрасные руки. Я любовалась ими, пока вы ели. И вы молодой. Хотите, я вас раздену. Я все для вас сделаю.

— Я должен идти.

— У меня есть еще деньги.

— Мадам, мне и в голову не придет брать у вас деньги, если только, ха-ха, их не окажется действительно много.

— Меня зовут Лилия. И я не шучу.

— Послушайте, у меня есть врач, он говорит, что от всего на свете существует одно лекарство, нужно почаще отскабливать пол и все будет в порядке.

— Мне нужен мужчина. Я не могу больше выносить одиночество. Уже целый год прошел. С прошлого лета в Париже. Ну, прошу вас, прошу. Как вы не понимаете. Он работал в поезде, проводником. И он был моим целых три ночи. Он был красивый, хоть и вонял чесноком и украл у меня багаж и деньги, и все остальное. Но я бы опять все ему отдала. Неужели вам непонятно, до чего может дойти женщина. Разве во мне что-нибудь не так, вот смотрите, я вам покажу. Я не уродка. У меня груди красивые. Я разденусь, и вы увидите.

— Прошу вас, не надо, прошу вас.

— Да, да, вы увидите.

— Мадам, я все равно уйду, что бы вы не сделали.

— Это заставит вас передумать, заставит. Вот. Вот так. Смотрите. Видите.

— Да вижу. Прекрасная грудь.

— Потрогайте, ну же, они упругие. У меня не было детей. Дайте руку. Видите, какие твердые.

— Да. Очень красивые, твердые, и я человек сострадательный, мадам. Но мне почему-то кажется, что мы с вами ужасным образом ошиблись друг в друге.

— Неужели вы даже эрекции не испытываете, совсем.

— Понимаете, у меня сейчас столько забот на уме, что я как-то и внимания не обратил.

— Дайте, я потрогаю.

— Нет, пожалуйста, не надо. Там все в порядке.

— Тогда давайте я вам бедра покажу. У меня очень хорошие бедра. Ни жира, ничего. Как налитые.

— Не стоит этого делать, мадам, я и так вижу, что вы восхитительно сложены.

— Вы не представляете, какой несчастной я иногда себя чувствую. Ну, и ладно. И пусть.