Сергей Носов - Член общества, или Голодное время

От нечего делать я перечитывал терентьевские записи.

“Шестой день бескислотной диеты. Готов ”. К чему он готов?

Знал он, что ли?

Если профессор женщина, тогда все получается: ее брат родной бьет мужа родного. Смешная загадка. И вдруг я постиг тайну Терентьева: знал!

Словно голос мне был. Вдруг – догадался. Знал! (Мурашки по коже.) Догадки такого рода у одних сумасшедших бывают, сам понимаю. Но ведь сходится все… Одно к одному… Так вот вы какие!..

“Просят не курить. Ем фрукты ”. Отвел взгляд от книги.

Некоторое время смотрел в окно бессмысленно. Тут и заметил ключи, лежавшие на подоконнике, – нашлись.

Схватил, помчался.

“Где Юлия?”

Луночаров взмахнул расческой. “Принес что-нибудь вегетарианское? (На ты.) Но где же текст? ”

“ Никакие вы не вегетарианцы!.. ” – закричал я. “ А кто?

” – спросил Долмат холодно, отвернувшись от зеркала. “Я скажу кто!.. я скажу кто!.. ” – И все-таки у меня язык не поворачивался произнести это слово.

“Ну? Ну давай же, давай говори… Мне надо уходить. Я слушаю ”. “Юлия! – закричал я на всю квартиру. – Я здесь,

Юлия!”

“Нет Юлии, не кричи! ” – Я не поверил: “Юлия!” -

“Поглядите-ка, что он делает, – произнес Долмат удивленно, обращаясь к невидимой аудитории, и, закономерно не получив ответа, вновь обратился ко мне: – Не считаешь ли ты Олег, что моя единственная супруга в опасности? ”

“Да, считаю! ” – “Ей кто-то угрожает? ” – “Да, угрожает! ”

– “И кто же ей угрожает, позвольте спросить? ” – “Вы! ” -

“Мы? Что мы можем сделать с нашей женой неудоприемлемое? ”

Меня бесил его саркастический тон. Я закричал: “ Схамать! ”

“Как? ” “Схамать! – закричал я еще громче. – Схамать! ” -

“Фи!.. Какой вульгаризм!.. Разве мы похожи на Синюю

Бороду?.. Если бы ты, Олег, регулярно посещал наши собрания, тебе бы не пришло в го… ”

Но я его не дослушал, я распахнул дверь в спальню – там не было никого. Я ворвался в библиотеку – около окна стоял

Скворлыгин, перед ним холст на подрамнике. Скворлыгин, увидев меня, смутился. “Вот… живописую маленько…

Хобби, понимаете ли… Так, балуюсь… Долмат Фомич попросил… ” Он писал портрет, надо полагать, Зои

Константиновны, вернее, пытался срисовать с фотографии, прикрепленной к подрамнику. Мне некогда было разглядывать.

“Где Юлия?” – спросил я Скворлыгина.

“Олег-то наш разбуянился,- сказал вошедший вслед за мной

Долмат. – Похож я на Синюю Бороду? ” “Такой день сегодня… светлый… – пробормотал профессор, вытирая руки о фартук. – Двести лет… ” – И запнулся.

“ Или ты считаешь, – вопрошал Долмат укоризненно, сверля меня стальным взглядом, – мы тебя тоже “ схамать ” хотим?

Скажи откровенно. Не стесняйся”.

“Такой день сегодня… а вы ссоритесь… ”

“В другой бы день и при других обстоятельствах, – важно изрекал Долмат Фомич, – на моем месте потребовали бы сатисфакции. Слушай, Олег! – Он указал пальцем на художественное подобие Зои Константиновны. – Перед лицом этой святой женщины я тебе клянусь, ты заблуждаешься!”

“Зачем вы подменили титульный лист в моей книге? ”

Лицо его еще сохраняло пафосное выражение, но зрачки забегали. “Ладно. Поговорим еще. Мне пора. Я – в филармонию. Надеюсь, встретимся. Объясни ему, – обратился к Скворлыгину, – расставь акценты ”.- Он вышел.

“Какие ж тут акценты? – промолвил, вздыхая, Скворлыгин. -

Вам просто надо выспаться… и все тут. Вот сюда… пожалуйста… на диванчик… ”

На меня в самом деле напала сонливость какая-то; и ноги отяжелели. Я и не заметил, как очутился в горизонтальном положении.

“Спать, спать… так утомились… ”

Укладываясь, я сумел достать из кармана листок, сложенный вчетверо. “Объясните, может, вы знаете… – Я читал, с трудом разбирая свой почерк. -… Мы ценим жертвенность как страсть… как высшее проявление преданности идее… как безотчетный порыв… ”

“ Как предельное выражение полноты бытия, понятой любящим сердцем, – подхватил по памяти Скворлыгин, дружелюбно похохатывая,- потому что только любовь – а не злоба, не ненависть, – только любовь вдохновляет чуткого антропофага, и только на любовь, на голос любви отвечает он возбуждением аппетита… ” – Он подкладывал мне подушку под голову. – Один острячок сочинил… Из наших… Всего лишь памфлет… Не думайте… Спите, спите, бай-бай… ”

“Он считает, мы Общество антропофагов ”. – “ Но мы вегетарианцы ”. “Противоречие, для него неразрешимое ”. “Большинство бежит антимоний. И он не исключение ”.- “ Не кажется ли вам, господа, что мы в нем ошиблись? Прошу высказаться всех ”.- “Нет, мне не кажется ”.- “Нет ”. “Да, мы допустили ошибку ”.

“Нет ”.- “Скорее да, чем нет ”.

“ Да ”.- “ Да ”.-“ Нет ”.

“Долмат, ты сказал “ нет ”?” – “ Да, я сказал “ нет ””.

“Если “ нет ” говорит Долмат, я не посмею сказать “ да ”.

Нет. Разумеется, нет ”.

“Нет ”.

“ То есть он отблагодарил тебя по достоинству. Да, Долмат? ”

“Нет. Вопрос некорректен. Нет. Воспитательный роман, свободный от психологических мотивировок, и не надо переоценивать или недооценивать значение перипетий ”.

““ Схамать ”!.. Он искренне убежден, что ты способен схамать собственную супругу. Как будто мы живем в Африке… ”

“Что ж. При столь стремительном духовном росте неизбежны пароксизмы сомнения”.

“И все-таки он многое угадывал верно. Его интуиция поразительна ”.- “Он опережал сроки. Это неоспоримо ”. “Слишком стремителен был разбег ”.- “И вот результат: бунт, бессмысленный и беспощадный ”.- “Будем снисходительны. Во многом мы виноваты сами ”.- “Мы сами навязали ему этот бешеный темп ”.- “Но он вел с нами двойную игру ”.

“Была ли это игра? ” – “Он не играл ”.- “Нет, не играл ”. “ Иная игра стоит жизни ”.

“ Он убежден, что мы съели Всеволода Ивановича Терентьева ”.

“Не съели, а “ схамали ””.

“Представляю, какие мерзостные картины рисуются его воображению ”.- “ Надеюсь, он не считает Всеволода

Ивановича Терентьева примитивной жертвой нашей жестокости?

” – “Боюсь, что считает ”.- “Значит, он ничего не понял

”.- “Он понял больше, чем от него требовалось ”.- “ Но не все. Он боится быть съеденным ”.

“ Фобия”.

“ Посмотрите, его лицо одухотворено ”.

“Быть съеденным – слишком простой путь к самореализации

”.- “ Однако в нем есть изюминка ”.- “Не надо об этом, он может услышать ”.

“Я повторяю вопрос. Итак, еще раз: была ли ошибка? ”

“Нет ”.

“Нет ”.

“Нет ”.

“Нет ”.

“Нет ”.

“Нет ”.

Я очнулся на диване, обтянутом шелком, в белой ротонде шереметевского дворца. Была ночь. На круглом столике стоял бронзовый подсвечник. Пламя дрожало. Я сел.

“ Олег! – Профессор Скворлыгин отделился от кресла. -

Наконец-то!.. ”