Валерий Попов - Горящий рукав

Вышел на комаровскую платформу уже затемно. Шел в толпе.

– Валерий Георгиевич!

Вздрогнул, оглянулся. Катит чемодан на колесиках Дима Константинов.

Приятный молодой человек. Тут вообще в Комарово, надо сказать, осталась какая-то приятность, осадки интеллигентности. Публика хоть и незнакомая в основном, но воспитанная, культурная. Сразу не уничтожить это. Дима подошел.

Помню, лет пятнадцать назад позвонил мне его отец, Владимир

Константинов, который вместе с Борисом Рацером составлял весьма успешный тандем драматургов.

– Извините, мы не знакомы, но не могу вам не позвонить. Мы с сыном

Димой оказались тут в доме отдыха и случайно почти взяли в библиотеке вашу книгу, прочитали мгновенно – и не могу удержаться, звоню вам… замечательно!

Так что жизнь не совсем зря прошла. И вот ее отзвуки… Дима. Хороший мальчик. Несколько раз помогал нам переезжать с дачи, вез на своей машине. Но сейчас – что я с ним пойду, буду жаловаться?

– Вы откуда-то издалека? – Я кивнул на чемодан его.

– Нет, из города.

– Хорошо! – кивнул я.

Видно, привез что-то дельное. И я сейчас пойду рядом с ним и буду жаловаться на жизнь? У каждого свое. Время покупать холодильники, время ломаться им!

Пошли по дорожке.

– Купил кое-что по хозяйству, – вежливо Дима объяснил. Понимал, что нельзя молча идти, надо разговаривать. – Еще холодильник новый купил, – он улыбнулся, – но дотащить не смог. Привезут завтра.

– Дима! – воскликнул я. – А старый вы куда?

Он удивленно на меня глянул:

– Ну, вынесу куда-нибудь. А что?

Мостиками через лесные канавы, заметил я, старые ржавые холодильники лежат!

– Дима! А не могли бы вы мне старый ваш холодильник отдать?

– Очень меня этим обяжете, Валерий Георгиевич! Может, потом в музее он будет стоять – с табличкой: "Холодильник, который подарил Дима

Константинов Валерию Попову".

– "…который жил в "будке" Ахматовой! – подхватил я. – Вот так и пишется история литературы!

Мы засмеялись. Постояли на развилке.

– Так я вас завтра жду, Валерий Георгиевич. Только не очень рано.

Тележка имеется?

– Есть!

По аллее сосен, вдыхая дивные запахи, я вприпрыжку бежал. Топая, взошел на террасу, зажег свет. На месте сдохшего, маленького, обцарапанного новый ослепительный холодильник сиял!

Дима уже привез? Каким образом? Стоял оторопев.

Жена вышла потягиваясь.

– Это… как? – Я показал на холодильник.

– А-а-а. Это Саша Болонин привез, с каким-то мужиком. – Она зевнула

– Я спросила у Саши, сколько должны, а он говорит: "Нисколько.

Подарок". И сам сияет.

– Есть! – Я кулаком в холодильник стукнул, едва не проломил. – Есть еще жизнь на земле!

А есть еще и вторая жизнь! И у писателя этих "вторых жизней" навалом!

…За окном торчали из пушистых болот тоненькие березки. Вольготно развалясь на полке, наблюдал я чахлые северные леса – раньше не знал, что они такие чахлые, и вот узнал. Задрав ноги в теплых носках, лениво мяли с моим другом и коллегой Сашей Мелиховым любимый вопрос: почему литература сейчас такая "не наваристая"? Потому что никто не хочет вариться! В наши дни можно стать писателем, ничего не пережив, – пережевывают давно написанное, из жеваной бумаги книги лепят и заполняют ими полки. Живое изгоняется, если вдруг и явится по недосмотру. Живое неуправляемо, непредсказуемо, а нужны серии, просчитанные на компьютере, – легко делать и легко продавать. Книга должна обходиться как можно дешевле – так что не до жизни им, успевай лепить! Высказал я накипевшее – и куском белой курицы закусил! Глянул, приподнявшись, в окно… Станция. Тихий дождь моросит. Ничего сейчас не зависит от тебя! Единственная серьезная проблема: курицу сейчас доесть или на вечер оставить? Люблю купе. От своих проблем уехал, к чужим еще не доехал. Счастье!

…Мы-то всерьез книги пишем, не как молодежь. Ее стиль – обо всем судить высокомерно, через губу, так они себе создают величие. Жалко их. Что они видели, кроме голубого экрана? И на предложение рвануть на Север ответили только мы, два старикашки, а молодежь все в своих проектах, жеваную бумагу жует! А перед нами – Север. И хоть удастся только его нюхнуть, все равно – ощущение бескрайности жизни обожжет!

Нет ничего горячей!

Правда, Александр со своей полки свою теорию гнет: "Первичны идеи, а материя вторична, надо начинать с идеи, а материал подбирать!" -

"Нет! Жизнь богаче любой идеи, идея только кастрирует ее!.. Только образ рождает идею, но никогда идея – образ! Это уже не я, это Чехов сказал". – "Знаю! – Саша азартно приподнялся. Но…"

Тут с мягким скрипом дверь отъехала, вошла добродушная наша проводница:

– Чайку?

– М-м-можно! – сказали мы с Александром в унисон. Наши непримиримые противоречия не исключали согласия в некоторых приятных вопросах. Чай!

По программе Публичной библиотеки направили нас в малые города

России, но сперва мы оказались в довольно большом – Архангельске.

Проснувшись утром в гостинице, я сразу же стал рваться к морю – видел и Черное море, и Красное, и Желтое, а вот Белого не видел.

Вместо этого целый день были выступления в разных КБ, которых и в

Питере полно – и люди похожие. Никуда ты уже не вырвешься за привычный круг! Ходили по берегу широкой Двины, от устья дул мощный ветер, сумрачный горизонт заштрихован был кранами – за ними Белое море, но туда не попасть, закрытые предприятия.

За хмурой ширью лежал низкий длинный остров. Местная библиотекарша сказала, что предприятий на острове нет, все островитяне работают в

Архангельске, зимой ходят по льду, в пургу – по натянутой веревке, а летом добираются кто как может. Шли высокие волны. Да – два раза в день пересекать это пространство, в темноте утром и в темноте вечером, наверное, страшно.

Ночью я выехал на поезде в Онегу – маленький городок в Онежской губе

Белого моря, при впадении реки Онеги. С Ольгой Сергеевной, библиотекаршей Публички, с которой мы немало уже ездили, маялись ночь в общем вагоне. В четыре утра, широко зевая, нас встретили две хмурые местные библиотекарши, отвели в затхлую обшарпанную гостиницу. В номере вошел в туалет – унитаз грязный, с потеками. Не знал, что такие гостиницы еще есть. Так знай!

Чуть рассвело, вышел на улицу… Улицы, собственно, нет: низкие длинные бараки плавают в тумане на большом расстоянии, как корабли.

Выбрел наконец на главную улицу: три каменных дома, в одном из них кафе. Серые стены с искусственной зеленью.

– Не открыто еще! – разгибаясь и поправляя волосы запястьем, юная уборщица сказала мне.

Вернулся. В темном номере ждал ужас: все резко озарялось красными вспышками. Пометавшись, нашел: на телефоне мигала красная лампочка.