Валерий Попов - Третье дыхание

Лакей почему-то грубо себя повел – сначала вообще не хотел открывать, отмахивался пренебрежительно. Потом, когда увидал, что я дверь с корнем вырываю, открыл, но узкую щелочку. Не пролезть нам нынче в красивую жизнь!

– Что еще надо?

Значит, что-то было /уже?/ Может, деньги удастся отбить? – жалкая надежда взметнулась.

– Простите… она заходила к вам?

– Заходила? – неожиданно тонким голосом произнес. – Так кто ж пустит ее?

Драка тут не спасет! И на его – да и на любой взгляд – зрелище жалкое. Правильно, что не пустил. Но где ж деньги?

– Постойте! – всунул в щель ботинок. – А деньги она, извините, давала?

– Да показывала стольник баксов! Но такую и за тыщу нельзя пускать!

Я задрожал.

– Между прочим… у нее высшее образование!

– У меня тоже, – сказал он равнодушно. – И что? Милицию вызвать?

– Так денег вы… не брали у нее? – совсем уже униженно бормотал.

Что она сделала со мной! Пластаюсь перед надменным швейцаром.

– Послал ее… – Тут что-то человеческое трепыхнулось в нем. – В смысле – в ночной ларек. Но тут как раз вы появились.

Нормальный парень! Это только она…

– Спасибо вам!

Дверь захлопнулась. Стояли с ней на ветру. Вот она, наша с ней действительность! И не будет другой. В этой надо… как-то себя вести.

Обнял за плечи ее, осторожно к дому повел – пусть швейцар учится, что /всегда/ надо нежным быть. Пусть видит, что не все еще выгорело в нас.

Дома я, конечно, обшмонал ее, нарушил слегка ту идиллию, что на улице представлял. Бесполезно! Несчастья она исполняет до конца!

– Зачем ты пьешь? – проговорил как положено.

– А ты зачем… был там? – пальчиком на окно мотнула, что напротив.

Темное, как всегда. Опять я был “там”! А где-нибудь, интересно, я бываю еще? Ну все. Три часа ночи уже. Думаю, даже она в ближайшее время никаких ужасов не способна совершить. Но ошибся. Пихнул ее на кровать. Наискосок плюхнулась. Ничего. Годится! Для тех, кто последние деньги из дома уносит, очень даже неплохой ночлег. Почти сразу же безмятежно захрапела. Глубокий, освежающий сон!

…Но не таким уж он освежающим вышел. Проснулся от какого-то тихого, монотонного лязганья. Взметнулся, привычно уже. “Медицинская тревога”! Она сидела у меня на койке в ногах и точила большой узбекский сувенирный нож о белую пиалу. Мои любимые вещи. Чуть смерть не принял от них!

– Зарезать меня хочешь?! – закричал я.

– Себя! – завизжала она.

Вывинтил из ее пальцев ножик, вытащил пиалу. Обнял за плечи, к ее кровати отвел. Обмякла, не сопротивлялась. Только какая-то очень горячая была.

– Веч! Мне страшно! Кто-то чужой поселился в меня! Что делать, Веч?

Сама же “чужого” этого подселила! Но что теперь говорить? Стоя на коленях у кровати, гладил ее по голове. Уснула тихо. Но это уже, надеюсь, вся ее программа на сегодняшнюю ночь? Уснул – но как бы все вокруг видя. Во всяком случае, видел, как рассвело. Бледные окна напротив засветились сквозь туман. Скоро я снова “там окажусь”! Не угомонится. Надо Стасу звонить. Хотя еще рано, наверное. Телефон дал служебный, видимо? Может, домашний у Насти спросить? Да нет, пусть уж она отдыхает. Страдания все переведем на себя. Походил по квартире, все более светлеющий. Поглядывал на часы. Полдевятого уже.

Наверное, можно? Психиатры, наверное, рано заступают?

Слушал гудки с колотящимся сердцем.

– А Станислава Петровича можно?

– А Станислав Петрович ушел уже. Сегодня он в ночь дежурил. Полчаса как ушел.

Как раз – когда ты маялся, не решался. Никак не врубишься ты, что совсем новая жизнь у тебя. И прежний облик – приятного человека, соблюдающего приятности, – забудь. Выть будешь по телефону по ночам, и все за это ненавидеть тебя будут! Прежнего симпатягу – забудь.

Неприятная пошла жизнь, с неприятными отношениями. “Третье дыхание” мучительным будет! Знай!.. И это все она сделала, такая маленькая, невидимая под одеялом почти! Блеснули узоры на коже – поглядел на них с кротким вздохом. Такая роскошь – с ума сойти – мне в сердце должна была вонзиться! На место отнес! Прилег на минутку и снова как-то прозрачно заснул, видя эту же комнату… чуть-чуть разве другую. И самое важное упустил – проснулся от бряканья. Утро уже!

Быстро на кухню пошел. Она, сладостно чмокая, прищурив глазки, пила чай… но что-то быстро убрала в хлебницу!

– Что там у тебя?

Поглядела лукаво, потом открыла хлебницу, смущенно сияя, вытащила огромный, на полбатона, бутерброд с джемом.

– …Захотелось, Веч!

Так бы и жить!

– А! Сделай и мне!

Сидели, чавкая. И еще какое-то нетерпение подмывало ее – весело, загадочно поглядывала на меня.

Ну, с ней просто запаришься! – подумал я радостно. То так, то так!

– Ве-еч! – мечтательно проговорила она. -…Какой сон мне снил-сы!

Она была так счастлива, что я почти забыл даже, какой мне “снился сон”. В раю оказались! Отлично же сидим!

– Рассказать? – спросила, сияя.

От волнения не мог ничего выговорить, только кивнул. Вдруг так и продержимся? Хорошо б!

– Ну… – Она смущенно потупилась, потом выпрямилась. – Как будто я приезжаю в какой-то южный город – весь в зелени, цветах. Понимаю, что это Ровно, где дядя Саша, когда я была еще маленькая, начальником станции служил. Но и где-то помню, что на самом-то деле

Ровно, особенно возле станции, вовсе не такое… Но кто-то специально мне сделал хорошо! И это я понимаю – и от этого счастье совсем какое-то… безграничное. И вот – оборвалось бряканье.

Остановился вагон. Тишина. Солнце. И я так в блаженстве лежу, сладко потягиваясь, потому что знаю, что дядя Саша самый главный тут и меня любит, поэтому можно не вставать, понежиться. Тишина. Солнце. И никого. Счастье. Потом зеркальная дверь отъезжает – “зайчики” пробежали по купе, – и входит дядя Саша, седой, в белом кителе, с ним какие-то начальники – тоже в белом все и красавцы.

– Вставай! – дядя Саша улыбается. “Не хочу-у-у!” – потягиваюсь.

– Ну, тогда, – его заместитель, красавец, говорит, – мы будем на вас брызгать!

Все улыбаются, и появляется пиала…

Пиала – я знаю откуда.

И все они окунают в нее свои пальцы и брызгают в меня. Золотые капли летят. Я смеюсь, отмахиваюсь. И просыпаюсь… Что это, Веч?

Может, это прощанье со счастьем? Вслух я этого не сказал. Мы смотрели друг на друга. Резко как-то ворвался телефон.

– Не надо, а? – вдруг проговорила она.

Вздохнув, я взял.

– Вы меня разыскивали? Что-то случилось? – строго и как-то больно громко, на всю квартиру, проговорил Стас. Нонна застыла.

– Э-э-э… – Никогда еще не было мне так неловко излагать при ней, хотя звонки неудобные бывали.

– Опять обострение? – жестко произнес он.

– Да, да! – радостно вскричал я, словно сообщая о чем-то приятном. О неприятном при ней не могу говорить! Раздирали меня в разные стороны он и она!