Валерий Попов - Ужас победы

– Ну ты, эротизьм! – могучая Соня над нами нависла. – Пойди погуляй – мне с человеком поговорить надо, сколько не виделись.

– А я не человек, да?

Соня села рядом. Это она меня тогда спасла!.. И сейчас, оказывается, тоже.

– Этот и не вспомнил про тебя! – мотнула головой в сторону

Кира. – Я про тебя вспомнила: что-то, значит, в тебе есть!

Смотрели друг на друга.

– Ну как жизнь?

Ожидал от нее радостного ответа, а она говорит:

– А-а, погано! Мужиков нормальных нет!

– Да? А иностранцы?

– А! Был тут один у меня. Красавец, миллиардер. Раскатала губки.

А он, видишь ли, еще и альпинистом оказался. Пришлось и мне прикинуться. На гору пошли! И только там, в “Приюте одиннадцати”, на высоте шести тысяч метров, ввел! При минус двадцати! Кончил снегом. Потом сказал, что на меньшей высоте его женщины не возбуждают! Его проблемы! А мне, сам понимаешь, каждый раз за этим делом на такую высоту карабкаться не с руки!

Вот так вот. Ну ладно, пойду приводить морду в порядок – должны же мы прилететь когда-то!

И вот уже Соня душу распахнула и уже ушла, а мы все висим над океаном и вроде не двигаемся. Лишь МБЧ, который тоже летел с нами, уныния не ведал – непрерывно звал стюардессу, требовал

“дринки”, хохотал. Маленький Большой Человек ушедшей эпохи – впрочем, как выяснилось, и теперешней тоже: делегацию-то нашу он возглавлял! Все, что хочешь, играет, все эпохи прожигает, как раскаленный гвоздь, и на нем ни царапины: младенческое его темечко все так же сияет!

Вашингтон! Вышли – и словно в парилку попали! Испуганная пробежка до автобуса – прохладный “кондишн”, от автобуса до аэровокзала – метра три, но как по раскаленной лаве. И это – рай? Короткими перебежками добрались до отеля… Вот где рай!

Среди маленьких прудиков с лотосами по островкам и мостикам нарядные люди ходят – отглаженные, сладко пахнущие… Но где ж тут

Новая Церковь? Народ-то все больше пожилой… но цепкий, как сразу чувствуется! Только МБЧ, один из нас, тут не растерялся, сновал в толпе, как ерш среди плотвы, – вдруг, хохоча, стройного седого сенатора с размаху поддых бил – сенатор вымученно смеялся, потом

МБЧ каких-то важных дам ниже талии щипал – те по-лошадиному строго улыбались.

– Все старые бляди тута! – сообщил МБЧ.

Но для нас-то они новые!

Закинули вещи свои – окна из номера в зимний сад – и нетерпеливо в город рванули, хотя МБЧ, уже зверски пьяный, предупредил:

– Не хрена там делать!

– Как?

– А так!

– В столице прогрессивного человечества?

– А да!

Я подошел к негру-портье, долго расспрашивал на ломаном, куда тут пойти. Тот, словно извиняясь, предложил проехать в

Джорджтаун, аристократически-богемный пригород, вроде села. А так… Он задумчиво закатил свои выпуклые очи, пожал плечом.

Приехали! И главное – уже как бы я получаюсь поводырь, отвечаю за то, чтобы Вашингтон нам понравился! Кир сразу же надменно устранился, я всех вывел из “кондишна” на жару. И как бы за жару уже тоже я отвечаю – все на меня злобно поглядывают. Почему я?

Как говорила классная наша воспитательница Марья Сергеевна: “Нет добросовестней этого Попова!” И вот – результат! За Вашингтон теперь отвечаю!

Но – странный город: все улицы похожи! Абсолютно одинаковые

“сталинские” дома, колонны с каменными “гроздьями” наверху… такие у нас строили пленные немцы после войны… Но тут разрухи вроде бы не было – так в чем же дело? Им видней! А отвечать приходится мне!

– И тебе нравится? – Кир презрительно говорит.

Я, что ли, это построил?!

– Хорошо… но душно, – деликатно сказал я.

Прилипая к асфальту, обливаясь потом, шли… абсолютно одинаковые улицы… пока нашли метро – дважды к отелю вернулись!

Наконец пахнуло затхлостью… Подземная дыра!

– Что – еще в метро спускаться? – Кир глянул на меня.

Да, виноват! Рядышком экзотический Джорджтаун не смог разместить! Вниз полезли. Тьма! Стен вообще не видать, не говоря о каких-либо художественных барельефах. Какие-то вагоны, похожие на грузовые. Сели.

– Правильно едем-то? – теперь Соня разволновалась.

А я что – был тут?

– Правильно, правильно… – а сам прислушиваюсь.

Проехали несколько таких же темных станций, вдруг слышу голос:

“Некст стейшн – Фрогс пул!” – “Лягушачье болото”! Нам, значит, выходить!

Поделился этой радостью, хотел даже посмешить – “Лягушачье болото”, но все сморщились брезгливо. Будто я это болото устроил!

Вышли наверх.

– И никакого болота нет! – Соня обиженно губы выпятила.

Опять не угодил!

– Ну, куда теперь? – уже устало Кир меня спрашивает.

От площади с каким-то конным бронзовым генералом расходятся улицы… Куда? Отчаяние почувствовал! Наверняка куда-нибудь не туда их приведу и буду растоптан окончательно.

– Сюда!

– …Сюда? – Кир надменно бровь поднял. Сюда – он показал явственно своим взглядом – самый глупый ход. Но раз “этот” командует – он снимает с себя всякую ответственность… Снимай!

Шли некоторое время в раскаленной жаре.

– …А ты уверен? – Соня тяжело выдохнула.

– Ты что – разве не понимаешь? – Кир остановился, пот вытер, рукой махнул. – Он же пишет очередной свой абсурдистский рассказ с нашим участием!

– О да!

Прошли еще милю.

– Ну все – это уже издевательство! – Кир говорит.

Уже до издевательства я дошел!.. Но должен же быть где-то

Джорджтаун? Что же такое? Гляжу на них – высокую веру проповедуют, а сами даже в близкий Джорджтаун не верят!!

– Уже близко! – бодро говорю.

Качнулись вперед, переставляли ноги… И вдруг – повеяло!

За поворотом – речка. Мост через нее. Игрушечные сказочные домики, залепленные цветами… Пруды… Прохлада!

Я помню, как однажды, малышом,

Я лез в заросший пруд за камышом.

Тяжелый жук толчками пробегал

И лапками поверхность прогибал.

Я жил на берегу, я спал в копне.

Рождалось что-то новое во мне.

Как просто показать свои труды.

Как трудно показать свои пруды.

Я узнаю тебя издалека:

По кашлю, по шуршанию подошв.

И это началось не с пустяка:

Наверно, был твой пруд на мой похож!

Был вечер. Мы не встретились пока.

Стояла ты. Смотрела на жука.

Тяжелый жук толчками пробегал

И лапками поверхность прогибал.

Заседание вяло шло – старушки что-то вяло бормотали, потом главный проповедник этой Церкви, кореец Е, по-корейски на всех кричал – но переводчики не успевали, слабо знали корейский…

Осталась тишина.

И тут на трибуне, как чертик из табакерки, МБЧ появился – крохотная, яростно налитая, как клюквинка, головка. Но голос мощный, все заполняющий:

– Россия гибнет! Коммунисты оставили после себя пустыню! Идеалов нет! Наша церковь скомпрометирована! В России – духовный сифилис! Бог может к нам прийти только с Запада!