Валерий Попов - Ужас победы

НИИ, под тайным покровительством академика Мамкина ночами работали над тем, что строжайше марксизм запрещал, – соединяли духовное с материальным. Тогда им, ясное дело, не дали развернуться. Теперь тоже, и материальное обеспечение уже не то, и к духовному интерес у населения угас, но они упорно продолжают работу, даже в этих скромных условиях проводят опыты, и кое-чего уже удалось добиться. Во-первых, вывести в колбе ушастую змею-козюльку, почему-то на редкость ядовитую (видимо, тяжкое наследие ВПК), а также воспитать плеяду говорящих ежиков, которые непрерывно молотят всякую чушь. Но… опыты продолжаются.

Искренне поздравил их.

– Разрешите… с вами сфотографироваться? – произнес Степан Шварц.

– Ну зачем же, – проговорил я, – у меня все, собственно, в прошлом…

– За нами будущее! – шепнул мне Шац.

– Ну… пожалуйста. – Я приосанился.

– Только у нас просьба…

– Да.

– Не могли бы вы… в этом быть? – Иван кивнул на повязку в руках

Петра.

– …В этом? – Я вздохнул.

Так вот их, оказывается, что волнует! Не лично я, а моя “ролевая функция” – так, кажется, это называют? Но ради них, молодых романтиков, на все пойду.

– Ладно, давайте… Только, наверное, можно не мочить? – спохватился я.

Петр уже мочил повязку в фонтане.

– Ну как же не мочить-то? – воскликнул счастливый Петр. – Сухая она на вас и не налезет. Только мокрая! После, ссыхаясь, стягивается. В этом вся идея!

Идейный товарищ! Стряхивая излишнюю влагу, зашел сзади. Стал натягивать. Бр-р-р! Я торопливо – не забыл, оказывается! – языком проверил дырочку для рта. Стянуло пока не очень сильно…

Пока! Наступила тьма.

– Ну вот так примерно. – Петр отошел. Судя по голосу, он любовался мной, точней – своей имиджмейкерской работой.

– Ну так давайте же! – с некоторым нетерпением произнес я.

Рука одного молодого новатора легла на плечо. Ну а второй где же? Поодиночке решили? Вспышка даже сквозь тряпку ослепила меня.

– Спасибо!

Другой новатор прилег на другое мое плечо. Вспышка.

– Ну спасибо вам!

Ушли к своим ежикам.

– Все… снимайте. – Я покрутил головой, ища Петю.

– Ну, смотрите… второй раз так удачно не ляжет! – обиделся Петр.

– А чего… смотреть-то?

– Вас вообще сегодня многие ждут!

– Многие? – удивился я.

– Мы вообще-то с народом работаем! – Обида прочно, кажется, укоренилась в нем. – Если вас это не интересует…

Главное тут, похоже, – угодить ему.

– Ну хорошо… А… где?

– Да тут… – Судя по движению воздуха, он засуетился. – Да мы с вами такого наделаем! – радостно сказал он. – Понимаете, главное в нашей работе – имидж. – Он бережно прикоснулся к полотенцу. -

Создать его нелегко, – снова в нем заиграла гордость, – а разрушить, особенно в наши дни…

“Когда нет ничего святого”, – должно, очевидно, следовать за этим?

Он уже меня куда-то бережно вел.

– Тут осторожней, пожалуйста!

Опять мне за всех отвечать! Хотя Петр вроде все знает наперед

(или – на назад), но надо, я думаю, его подкорректировать…

Сели на что-то мягкое. Аромат бензина. Качнуло сначала назад, потом вперед.

– Куда едем-то?

– К морякам, военным.

– Ого!

– Вот тебе и “ого”! – проговорил Петр ликуя и на радостях перейдя на “ты”.

Зачем военные моряки-то?.. Революционные матросы? Видать, Петро сразу решил взять за рога ситуацию в регионе.

Имидж только зверски болит!

– Можно сказать – земной шарик держат в руках! – с треском переключая скорости, сообщал Петр. – А зачем – не знают!

Придется им объяснять?

– Зажмурься теперь!

– Зачем? Повязочки мало, что ли?

– База секретная все-таки!

– А.

Соленым ветром подуло, потом обрезало. Вошли в какое-то помещение, поднялись по крутой лесенке… видно, на сцену.

– Волнуетесь?

– Да.

Громогласное объявление по трансляции: “Всем свободным от вахты собраться в зале. Приехал лектор”. Сразу уж – лектор! Пытался волосики, которые из-под полотенца торчали, слегка пригладить.

Гулкий зал. Шум – как волны. Петро стал рассказывать морячкам, что я как бы железная маска, которая поклялась вечно (?!) носить повязку, напоминающую ей (мне?) про годы (?!) унижения и позора

(?!), испытанные мной при прежнем режиме. Но сегодня, в такой день, она (я?) решилась снять повязку и показать свое лицо.

Жидкие аплодисменты. Торжественно смотал с моего лица портянку.

Аплодисменты еще более жидкие. Судя по сбивчивым Петровым объяснениям, все, похоже, надеялись бабу увидеть. Ничего, поправим.

В зале негусто совсем сидят матросики, в основном в отдалении, в полутьме, – к лектору вовсе не рвутся. Все в будничных, застиранных, серо-голубых фланелевых робах (сам на флоте служил), на левом кармашке пришиты тряпочки с указанием БЧ – боевой части, – на корабле их несколько. Впереди только один матросик сидит, бледно-рыжий, БЧ-2. Это, кажется, радиолокационная?

– Савелий! Ты чего вперед вылез? В артисты метишь? – цеплялись к бледно-рыжему, он бойко всем отвечал: чувствовалось, что он у них лидер и клоун по совместительству, поэтому выставился.

Глядя на него, я начал рассказывать, как десять лет назад тут в тюрьму загремел, правда ненадолго. И направили меня в

“пресс-хату”, чтоб уголовники из меня выбили нужные показания.

Но главный там, Гера, вдруг проникся ко мне и решил не бить, а

“компрессик” сделать – вот этим полотенчиком. Лицо как бы все избитое, но кости целы. Так что и там хорошие люди оказались!

– Так ты за Геру нам тут агитируешь? – встал в глубине зала мичман, видимо воспитатель.

И Петро крякнул испуганно: не на того работаешь!

– Нет. С Герой я вам встречаться не советую!

Смешки в зале – уже в мою пользу.

– Тем более в роли губернатора!

Хохот. А у меня ужас: Гера узнает наверняка, что я выступил против него, – и “имидж” мой доработает до точки! Но – надо сказать!

– А в тюряге за что оказался? Спер что-нибудь? – Рыжий брал реванш.

– Да нет… не спер.

Стал рассказывать, как при прежнем тоталитарном режиме в роскошный Морской вокзал, построенный к какому-то юбилею

Брежнева, не пускали ночевать народ, чтобы мебель не пачкали. И пришлось мне вспылить, когда беременную женщину из дверей выпихнули.

– От тебя хоть беременная-то? – крикнул рыжий.

– …Нет. Но мне она понравилась.

Засмеялись.

– А как вы… вспылили? – вдумчивый, интеллигентный парнишка спросил.

– Булыжник кинул… И попал – случайно, наверное, – в “СЛАВУ КПСС!”.

– Так нарочно – или случайно? – пристал рыжий “затейник”.

– Честно… случайно! – ответил я.

– А сейчас хоть… пускают в вокзал ночью? – неожиданный чей-то вопрос.

Тут я растерялся:

– Пускают… наверное.

– Вы лучше нам вот что скажите, – въедливый мичман просил. – Вот вы, диссиденты, боролись с нашей системой за лучшую жизнь. Так почему же она такая паршивая стала?