Константин Семёнов - Попытка № 13

Женя к этому уже привык. Начиналось всё как-то незаметно, потом всё больше и больше. Практически в любых компаниях он оставался один. При этом его поведение совершенно не имело значения. Он мог посидеть весь вечер в углу, мог приглашать танцевать всю женскую часть вечеринки. Результат всегда был один и тот же — когда приходила пора разбиваться на пары, Жене пары не находилось. Особо странно, что та же самая женская половина всегда признавала его одним из самых «интересных», как они выражались молодых людей. Фактически так оно и было, тем не менее.… Чувствовали они что-нибудь, что ли? Мистика! Впрочем, стоит заметить, что и Женя относился к такому положению вещей довольно спокойно. Обидно, конечно, и уверенности не прибавляет, но не более того…

Женя прошёл в открытую дверь зала, по ушам ударила музыка, по глазам — мигающие лампы. Надо же, цветомузыка! Он пробрался по стенке к широкому подоконнику, легко подпрыгнув, уселся, прислонившись спиной к холодному стеклу, и стал оглядывать зал. Зал был полон. Пожалуй, и во время выпускного здесь не было столько народу. Стояли кучками, о чём-то, разговаривая в этом шуме, переходили от одной компании к другой, танцевали. Женя спокойно и даже заинтересованно оглядывал зал по кругу, узнавал знакомые лица, приветственно кивал, поднимал руку.

В одной из кучек оживлённо переговаривались три или четыре, одетых ничем не примечательно девушек. Одна стояла спиной, да ещё в довольно густой тени. Женя и разглядеть ещё ничего не успел, но вдруг в зале стало страшно жарко. В панике прислонился спиной к замёрзшему стеклу — ледяные узоры мгновенно растаяли. В висках застучало, дышать стало тяжело.

Лена, продолжая разговаривать, повернулась вполоборота и Женя, чтоб не упасть, схватился двумя руками за подоконник.

Прошло почти два года. За это время Женя убедился, что на кольце царя Соломона была написана абсолютная правда: «Всё проходит». Давно уже не осталось никаких чувств, так — только размытые воспоминания о времени, когда он был выше облаков. Они даже встречались несколько раз — Лена действительно приезжала после каждой сессии. Ничего, кроме неловкости, эти встречи не принесли. Как ни пытался, Женя так и не смог увидеть в ней ту девочку, без которой он не мог прожить когда-то больше дня. Всё прошло. И даже слова «тороплюсь, спешу» уже не вызывали такой жгучий стыд, не заставляли смотреть на бабушкины таблетки. Всё проходит. Прошло и это.

И вот, оказывается, что ничего не прошло. Просто согласно каким-то вывертам подсознания спряталось где-то далеко-далеко внутри. Спряталось, дождалось момента неизвестного даже богу, и распрямилось как стальная пружина.

Удар был силён. Частично его помог смягчить портвейн, но всё равно …. Женя сидел на подоконнике, прислонившись спиной к приоткрытому окну и ему было жарко. Его трясло.

Два года…Улица Ленина, по которой ещё ходил трамвай. Дурацкий спор о том, кто и где в кого влюбится. Шоколадка на двоих, сто граммов колбасы в магазинчике на Пионерской. И последний поцелуй под колокольный звон. Их было двое.

А через день — начало конца, отдаление, отчуждение и, наконец, полный разрыв, спровоцированный им в ту последнюю их весну. Два года!

— Я же тебя предупреждал, что это ещё не конец истории, — давненько он не появлялся, то ли ангел-хранитель, то ли вещун. Почти два года.

Два года! И что же теперь делать? Он ведь даже не знает, как она жила. Может, у неё есть кто-нибудь? Может, она его давно забыла? Может.… Да какая к чёрту разница! Подойти и поздороваться, пригласить! Прямо сейчас. Плевать на два года! Это же Лена! Лена! …А если…

— Никаких «если», — голос стал жёсток. — Подойти и пригласить — она будет счастлива. Откуда знаю? Ну, ты даёшь — подумаешь, бином Ньютона! Давай Жека, давай. Вы ждали этот момент два года! Давай, всё будет как раньше, даже лучше. Давай!

Женя нервно вздохнул, сполз с подоконника и пошёл через зал. С ним сталкивались — он не замечал, ему что-то говорили — он не слышал.

— Здравствуй, Лена! — голос его был уже спокоен, он давно неизвестно для чего научился скрывать чувства.

— Женя? Привет! Рада тебя видеть!

— Потанцуем? — Женя осторожно взял её за талию, стараясь, чтоб не дрожали руки: «А глаза у неё ещё больше стали».

Лена положила руки ему на плечи: «А он всё такой же».

Из колонок неслось что-то ритмичное — они не замечали, медленно кружась. Стараясь не касаться друг друга, стараясь прикоснуться друг к другу вроде бы нечаянно. Они ещё не были двое.

— Как живешь? — первая нарушила молчание Лена. — Как дела?

— Нормально! — бодро ответил Женя, глянул в её глаза и добавил. — А вообще-то, нет.

Лена удивлённо распахнула глаза и Женя вновь, через два года утопая в уже почти забытой Вселенной, наклонился и прошептал ей на ухо:

— Плохо мне без тебя, Лена…

Глаза распахнулись ещё шире, и Женя заметил в них радость и благодарность. Увидел два года непонимания, муки и надежды. Сквозь влажный блеск разглядел, как уходит непонимание, как пока ещё робко всё заполняет надежда. Уже почти полный уверенности он ещё раз вгляделся в уже немного узнаваемую Вселенную и… вздрогнул от омерзения. Где-то на дне он увидел себя два года назад: ошеломлённый, не понимающий что с ним происходит, смотрел он куда-то мимо и, хамством прикрывая растерянность, цедил сквозь зубы: «Тороплюсь, спешу».

Женя нервно вздохнул, сполз с подоконника и пошёл к выходу. С ним сталкивались — он не замечал, ему что-то говорили — он не слышал.

На первом этаже почти никого не было. В поилке Женя подставил лицо под струю холодной, как лёд воды и стоял так, пока не заныли зубы. Выпрямился, пригладил волосы, уставился бессмысленным взглядом в поцарапанное зеркало. С зеркала на него глянул семнадцатилетний юнец с непривычно короткой причёской и наглым взглядом, под которым угадывалась полная растерянность. Юнец скривил губы и, глядя мимо Жени, произнёс: «Тороплюсь, спешу».

Женя вздрогнул, отпрянул от зеркала, ударился о край раковины. Юнец в зеркале исчез, теперь там отражался молодой человек с длинными влажными волосами.

— Ну, что ты цирк устраиваешь? — мягко укорил голос прямо из зеркала. — Как ты теперь с мокрыми волосами пойдёшь? Придётся ждать.

— Твоя работа? — оглянувшись по сторонам, спросил Женя. — Это ты мне показал как…как…

— Я показал тебе как тебя, дурака, встретят, — прервал голос. — Только это! Понял?

— Но…но я же видел, видел. Она не простила…

— Ничего ты не понял! Ты опять про это? Пойми — она давно забыла.

— Но я видел!

— Совесть ты свою видел! Совесть! Вещь хорошая, но не до такой же степени! Я же тебя просил не ковыряться! А может, ты боишься, что тебе не раскроют навстречу объятий? Может, ты хочешь, чтоб она тебя ещё и пожалела? Не дури! Возвращайся, приглашай на танец и снова будет «дышать и думать не надо».