Рубен Гальего - Я сижу на берегу

Мы пьем чай с печеньем. Я наливаю в наши кружки немного заварки, разбавляю заварку кипятком. Чай все равно получается густой и терпкий. В каждую кружку я насыпаю ровно по две ложки сахара. Я даже и не думаю о том, чтобы класть в чай сахара больше, чем советует Миша. У нас целая пачка печенья, но на этот раз мы съедаем по одному печенью.

– Миша, можно я налью себе еще одну кружку чая?

Всю жизнь я мечтал о том, чтобы пить много чая с сахаром. Но Миша не отвечает на вопрос. Миша молчит. Он смотрит в воздух перед собой. Я привык. Иногда Миша внезапно застывает, глаза его смотрят в никуда.

– Миша! – зову я громче.

– Что? – Миша не слышал моего вопроса.

– Можно я еще чаю выпью?

– Да, да, конечно, пей, сколько хочешь.

– А ты?

– Я тоже выпью еще, но чуть попозже.

– Тогда и я чуть попозже.

Я спешу поговорить с Мишей, пока он опять не замкнулся в себе, поделиться радостью.

– Миша, это же здорово, правда?

– Что?

– Мы теперь можем пить чай, когда захотим.

– Не когда захотим, а когда я скажу.

– Хорошо, это же твой чай.

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Ты, Рубен, вообще чему радуешься?

– Как чему? Я впервые в жизни сам сделал чай.

– Ты сам? – «Ты», «сам»… Миша просто повторяет мои слова, но мне уже понятно, что он хочет сказать.

– Ну, ладно, не сам, а с твоей помощью.

– Рубен, с какой помощью? Чай сделал я. Чай я делал и до этого, причем с дураками похлеще тебя. Хотя, конечно, найти людей глупее тебя сложно. При этом ты еще боялся чайника.

– Да, боялся. Если бы у меня дрогнула рука, я бы мог пролить кипяток на ноги.

– Ты не прав. Если бы у тебя дрогнула рука, ты бы мог пролить кипяток не совсем на ноги. Кипяток попал бы на штаны, но ноги тут ни при чем, твои ноги были под столом. Ничего ценного в штанах у тебя все равно нет, так что риск был маленький. Дело не в том, что ты боялся, дело в том, что ты не доверял моим расчетам.

– А если бы твои расчеты оказались неверны?

– Мои расчеты всегда верны.

Миша серьезен. Он ни на миг не радуется ни новому чайнику, ни печенью. Чай – всего лишь результат еще одного шахматного расчета. Я уверен, что он уже сейчас просчитывает следующий вариант.

– Миша, ты совсем не рад чаю?

– Совсем. – Мише незачем мне врать. Миша говорит, что он дает мне больше информации, чем я в состоянии переработать. Если при этом давать мне еще и ложную информацию, то мой мозг, или то, что находится у меня в голове вместо мозга, вообще станет выдавать бессмысленные результаты.

– О чем ты сейчас думаешь?

– Где достать обогреватель.

– Обогреватели тоже запрещены?

– Конечно.

– Слушай, Миша, ну хорошо, тебя не радует чай. Но чай все же не повод для грусти. Почему ты такой мрачный?

Миша не сердится, Миша совсем не сердится на меня. Только иногда он очень устает объяснять очевидное.

– Рубен, какой сейчас месяц?

– Октябрь.

– Что из этого следует?

– Что раньше был сентябрь, потом будет ноябрь.

– Гениальный вывод. Я думал, ты догадаешься, что я говорю о чайнике.

– При чем тут чайник?

– Ты кашлять можешь?

– Могу.

– А я не могу.

Миша прав, я дурак. После осени наступит зима. Если мы заболеем, я буду долго кашлять, у меня маленький объем легких, мне тяжело откашливаться. Миша не может кашлять совсем. Если он заболеет, он не сможет кашлять. Единственный способ не задохнуться в этом случае – пить горячий чай. Конечно, я буду поить его с ложки горячим чаем, конечно, я буду звать нянечек каждый раз, когда он захочет в туалет. Конечно, нянечки будут ругать меня за то, что Миша пьет много жидкости. Мне все равно, я не хочу, чтобы Миша задыхался. Я видел, как задыхаются больные миопатией во время простуды. Я дурак. Я не понял сразу, почему Миша не разделяет моей радости по поводу красивой картинки на пачке чая. Для меня сладкий чай – всего лишь забава. Я еще ничего не понимаю в жизни. Я ребенок, маленький и глупый ребенок.

Дверь в комнату внезапно открывается. Входит человек. Одна рука его продолжает держать дверную ручку. Глаза смотрят поверх меня. Кажется, что Мишу он совсем не замечает. Белый халат, взгляд абсолютно пьяного человека.

– Деточки, деточки, – повторяет он и полусонно концентрирует наконец взгляд. – Как я вас люблю! Я всех люблю. Я врач, должен всех любить. Но работку мне подсуетили, сволочи, ненавижу. Всех ненавижу.

Очень молодой человек. Такой молодой, что даже не верится, что он успел закончить мединститут. Резко отпускает дверную ручку, толкает, ищет глазами, где сесть. Сесть у нас в комнате негде. Неловко переступая ногами, прислоняется к шкафу. Взгляд его опять уходит в пустоту.

– Всех люблю, – внезапно повторяет человек и наклоняется ко мне.

Наклон дается ему с трудом, он переступает ногами, чуть не падая. Человек дышит мне в лицо перегаром, пытается поцеловать меня в щеку. Мне становится страшно. Человек встает ровно, некоторое время смотрит мне прямо в глаза, потом, глядя куда–то поверх меня, подходит к столу. Одной рукой он твердо упирается в стол, другой вынимает из карманов халата и ставит на стол пузырьки с витаминами.

– Вы же самые молодые тут. Вам–то за что? Старики уже пожили, их не жалко, а вы же молоденькие. Мне два года по закону положено отработать. Я – врач. И что я могу как врач? Вскрытие, свидетельство о смерти, потом опять вскрытие, еще одно свидетельство о смерти. Надоело. Из медикаментов только бинты и витамины. Кушайте витамины, они вкусные.

Он отпускает рукой стол. Без твердой опоры его тело опять начинает неуверенно раскачиваться. Человек смотрит на Мишу. Миша лежит на кровати и смотрит в пол. Человек хочет поцеловать и Мишу, но понимает, что в этом случае ему придется нагибаться ниже, чем к коляске, и он рискует упасть.

– Всех люблю, – уже тише, почти шепотом, повторяет он, разворачивается к нам спиной и пытается выйти.

Закрытая дверь ставит его в неловкое положение. Он пытается выйти, тычется в дверь плечом, дверь не поддается. Некоторое время человек молча стоит перед дверью и, наверное, думает. Наконец до него доходит, он тянет ручку двери на себя, быстро выходит, продолжая держать вес тела на дверной ручке. Дверь закрывается с сильным стуком, кажется, что ручка двери может не выдержать и оторваться. Дверь выдерживает, человек медленно уходит по коридору.

– Миша, что это было?

– Не что, а кто.

– Хорошо, кто это был?

– Ты не разглядел? Врач это был. Врача никогда не видел?

– Пьяного – никогда.

– Витамины спрячь.

Я прячу витамины. Витамины в детдоме нам давали часто, но только по одному круглому шарику каждому. Восемь полных пузырьков с витаминами по детдомовским нормам – шикарный подарок. Похоже, этот дядька – не злой человек.