Рубен Гальего - Я сижу на берегу

Мы пьем чай. Зима. В коридорах интерната ужасно холодно, а у нас в комнате тепло. У нас есть электрический обогреватель. В нашей комнате тепло, в наших кружках горячий чай. Пользоваться электроприборами запрещено. Мы едим рыбные консервы. Есть консервированные продукты тоже запрещено, консервированные продукты могут плохо повлиять на здоровье. От электроприборов может случиться пожар. Все правильно. Запрещено все хорошее и приятное. Все, что не запрещено – разрешено. Миша пьет запрещенную водку. Водку пить запрещено абсолютно, но на фоне остальных запретов запрет пить водку – ерунда. Без водки Миша может прожить, а без отопления и горячего чая его организм не сможет сопротивляться, Миша простудится. Если Миша простудится, его отвезут в больницу и будут долго лечить. В больнице не будет меня, в больнице не будет горячего чая и рыбных консервов. Миша не хочет в больницу, он хочет пить горячий чай и есть рыбные консервы. Я не пью водку. Если я выпью даже маленькую рюмочку, мне будет трудно поить Мишу горячим чаем. К тому же я не люблю водку. Может быть, я выпью после ужина, я еще не знаю. Запрет пить водку меня не беспокоит. Водку у нас не найдут никогда, а если даже и найдут – то нам ничего не будет. Мы не собираемся сильно кричать или драться с нянечками. Мы с Мишей – очень спокойные и совсем не опасные люди. За водку нас не накажут. Самое сильное преступление в интернате – попытка суицида. Кончать с собой – запрещено. По сравнению с этим запретом все остальные запреты нам с Мишей кажутся мелкими и несущественными. Наказание за попытку суицида одно, но очень суровое. Если человек захотел уйти добровольно, его отвозят в дурдом. В дурдом не хочет никто, в дурдоме страшно. Миша уже жил в дурдоме, Миша дурдома боится. Но медленной смерти от удушья Миша боится еще больше, чем дурдома. Я боюсь дурдома очень сильно, я боюсь дурдома больше всего на свете. Там, на воле, за различные преступления наказывают по–разному, у нас, внутри, наказание одно и преступление одно. Другого наказания в нашем мире не существует – только дурдом.

Мы пьем чай очень медленно. Сначала я пою Мишу с ложки очень горячим чаем. Потом, когда чай немного остынет, я медленно подношу к Мишиным губам кружку с запрещенным горячим чаем. Еще позже, когда чай совсем остыл, мы доедаем банку с рыбными консервами, я попеременно даю Мише то водки, то холодного чая, то сгущенного молока.

– Выпей, – говорит Миша.

Сам я не стал бы просить у Миши водку, но если Миша предлагает с ним выпить, отказываться неудобно. К тому же спорить с Мишей бесполезно. На каждый мой аргумент у него двадцать своих. Миша всегда прав.

Я наливаю себе водки, выдыхаю воздух и выпиваю ее быстро, как учил меня Миша.

– Ты мог бы перерезать мне горло, – говорит Миша.

– Да, конечно. У меня большая практика. Каждый день режу горло кому–нибудь. Ты в своем уме? У меня не хватит сил перерезать горло человеку. Я рыбе голову с трудом отрезаю. Причем это копченая рыба, а у тебя горло вполне свежее. Глупая идея.

– Ты резал себе вены, я знаю.

– Я не резал себе вены. Я не хочу в дурдом. Ты знаешь, что медсестры регулярно проверяют запястья и локтевые сгибы.

– Рубен, я еще не совсем выжил из ума. Ты не настолько глуп, чтобы сразу резать запястье. Ты резал предплечье. Рана потом долго не заживала, но тебе было все равно, потому что про предплечья у них в инструкциях ничего не сказано. Чем ты резал кожу?

– Не поверишь. Расческой. Я водил расческой по руке, сначала было щекотно, потом больно, потом потекла кровь. Глубоко разрезал, шрам до сих пор.

– Ты мог бы перепилить мне горло расческой.

– И пойти в дурдом за убийство? Сам знаешь, что в тюрьму меня не пошлют.

– Мы могли бы умереть вместе.

– Я руку пилил два часа. На горло уйдет гораздо больше времени. Нет. Я боюсь. По самым быстрым расчетам на все уйдет часов шесть. Начать мы сможем не раньше полуночи. Утром придут нянечки и вызовут скорую. Нас спасут и отправят в дурдом.

– Мы могли бы выпить таблетки.

– Нет. Не верю я в таблетки. Шансы пятьдесят на пятьдесят, а у тебя могут быть осложнения. Мне–то что? Я паралитик. Напьюсь таблеток – либо откачают, либо в гроб. У тебя ситуация хуже. У миопатиков после таблеток может осложнение случиться. Отключится какая–нибудь мышца. Тебе станет хуже. Что тогда?

– Куда хуже? У меня уже почти ничего не работает.

– Ага. В этом–то «почти» вся суть. Если отключится левая рука. Или веки? Нет. Цианистого калия у тебя нет, а в другие наборы я не верю.

– Я долго думал.

– Чего тут думать? Цианистый калий лучше бы надумал. Верное средство. Все остальное – чушь.

– Я придумал новую комбинацию. Она точная, наверняка.

Миша перечисляет названия медицинских препаратов. Больная тема почти каждого разговора в доме престарелых. Если пить только снотворные – откачают точно. Пару дней под капельницей – и человек живой. А живой, значит, виноватый. Виноватого надо наказывать. Все правильно, с этим никто не спорит. Пить надо набор из таблеток разного действия.

– Нет, Миша, ты, конечно, умный парень, но я уже насмотрелся на «точные» комбинации. Привозят потом такого умника прямиком из дурдома.

Миша пьет водку еще и еще. Кажется, что он уже совсем пьяный.

– Рубен, ты мне друг?

– Друг.

– Тогда ответь, ты за меня или за них?

– Я за тебя.

– Нет, ты точно ответь. Ты хочешь, чтобы я медленно загибался или сразу помер?

– Я тебе точно отвечаю. Я хочу, чтобы ты помер сразу. Но способа тебя убить у меня нет.

– Тогда ты за них.

– Слушай, Миша. Давай подойдем к вопросу логически.

– Давай, – Мишина голова пьяно клонится в сторону.

– Исхода твоей попытки никто не знает.

– Это верняк, я все предусмотрел.

– Мы договорились рассуждать логически. Мы пьем таблетки или я пилю тебе горло и пью таблетки. Так как заранее ничего предусмотреть нельзя, то примем вероятностный итог за пятьдесят процентов.

– Пятьдесят процентов – хорошая цифра.

– Нет, Миша, мне такая цифра не подходит. Если бы я один решил отравиться, то и тогда я бы подумал. На двоих же выходят такие расклады. Первый: я – живой, ты – мертвый. Второй: ты – живой, я – мертвый. Третий: оба живые. Четвертый: оба мертвые. Меня устраивает только четвертый расклад. Тебя тоже. Таким образом, ты предлагаешь играть в рулетку с шансом двадцать пять процентов. При этом есть риск, что, оставшись живым, ты потеряешь пару мышц. Назови мне действующую мышцу твоего организма, которую тебе не жалко.

– Мне плевать на все эти проценты. Ты мне поможешь или нет?

– Нет.

– Значит, ты за них.

– Я не за них.

– Нельзя играть и за белых, и за черных одновременно.

– Это не шахматы.

– Это шахматы.