Ион Деген - Статьи и рассказы

Вот только сейчас у меня ещё раз появилось подобное чувство, и мне захотелось подойти к вам. Да, так вот о незнакомце.

Я попросил прощения, объяснил, что меня заинтересовала его необычная, если можно так выразиться, старомодная речь. Он улыбнулся и сказал, что приехал в Советский Союз из Нью-Йорка. Там он родился в семье, выехавшей из России во время революции. Вероятно, некоторые архаизмы в его речи объясняются тем, что в семье пользовались языком, законсервированным на определённом этапе и не обновлявшемся. У его родителей было классическое образование — оба они окончили гимназию, а отец — ещё Санкт-Петербургский университет. Он спросил, москвич ли я. Нет, ответил я. Я из Вильнюса. Там я родился. Туда вернулся после войны. И живу там.

Его обрадовал мой ответ. „Из Вильнюса? А я только что приехал в Москву оттуда. Именно Вильнюс был целью моей поездки в Советский Союз. К сожалению, посещение Вильнюса оказалось неудачным. Я не застал человека, к которому приехал. Но в компенсацию получил удовольствие от посещения этого красивого города. Он произвел на меня приятнейшее впечатление“.

Я вытащил из кармана использованный театральный билет, написал на нём номер моего домашнего телефона и вручил незнакомцу. Объяснил, что у меня нет визитной карточки. Но если господин снова посетит Вильнюс, я с удовольствием буду его гидом и смогу показать многое, что известно только коренным жителям этого города. Незнакомец поблагодарил меня и вручил свою визитную карточку. Грешен. Я только мельком взглянул на неё и положил в карман, не успев даже прочитать фамилию. Мы ещё несколько минут поговорили на абстрактные темы. Не забудьте, какое это было время и как мы контролировали каждое своё слово, общаясь с иностранцами. Наша ни к чему не обязывающая беседа закончилась тёплым рукопожатием. Я вышел из кассового зала и пошёл к остановке троллейбуса.

Вдруг сквозь шум московской улицы я услышал, как кто-то выкрикивает моё имя. Я оглянулся. Ко мне, буквально, сбивая на ходу прохожих, нёсся иностранец. Нет, не ко мне, а на меня. Удивлённый, я остановился. Иностранец заключил меня в объятие и стал целовать. „Миша, — возбужденно выдавил он из себя, — прочти мою визитную карточку!“. Ещё ничего не понимая, я извлёк из кармана его визитную карточку.

Нет, этого просто не могло быть! Передо мной стоял мой двоюродный брат, которого я никогда не видел. Только знал о его существовании. Оказывается, он приехал в Вильнюс специально для встречи со мной. Ну, а я, как вы уже знаете, в это время уехал в командировку в Москву.

Я догадываюсь, что вы имеете отношение к математике.

— Некоторое, — улыбнулся сын. — Я физик-теоретик.

— Ну вот. Так может ли математика подсчитать вероятность такой встречи? Конечно, с материалистической точки зрения такая встреча невероятна. Не так ли?

— Забавно, — сказал сын. — Ваша история могла бы войти в книгу моего отца „Невыдуманные рассказы о невероятном“ в таком виде, как вы её рассказали. Без всяких беллетристических украшений.

— В какую книгу?

— Я же сказал: „Невыдуманные рассказы о невероятном“.

— А как фамилия вашего отца?

— Деген.

— Ион Деген?

— Да.

— Ну, знаете, это уже на одну невероятность накладывается другая! Значит вы сын Иона Дегена? В таком случае, мне особенно приятно познакомиться с вами. Пожалуйста, передайте отцу привет от Миши, от инженера-строителя.

Сын передал мне привет в тот же день. И рассказал эту историю. С Мишей, симпатичным интеллигентом, мы знакомы много лет. Мы часто общались. Вспоминали Вильнюс, к которому я тоже имею некоторое отношение. Пять дней тяжелейших боев в этом городе оставили неистребимый след в моём сознании.

Почему во время наших бесед Миша не рассказал мне о встрече с двоюродным братом? Этот рассказ был бы не лишним в книге о таких же и даже более невероятных встречах.

Роман, бригадный генерал в отставке, пришёл ко мне, нагруженный бутылкой отличного французского коньяка „Hennessey“ XO. Обычно сдержанный, аристократичный, я бы сказал, с налётом польской шляхетности, сейчас он был явно возбуждён.

— Наливай! — Скомандовал он.

Я не стал расспрашивать гостя о причине необычного поведения, откупорил бутылку и наполнил коньячные бокалы. Роман поднял бокал, критически оценил содержимое, не доходившее и до трети бокала.

— Долей хотя бы до половины. Тоже мне, нормы. Ну вот. За возрождённую Польшу! — Увидев недоумение на моём лице, Роман спросил:

— Ты что, не слышал известий?

— О каких известиях ты говоришь?

— Ну, брат, даёшь! Сегодня закончился четвёртый раздел Польши. Понимаешь, Польша стала самостоятельным государством.

— Если я не ошибаюсь, Польша стала самостоятельным государством в 1944 году. — Против термина „четвёртый раздел“ я не стал возражать. По этому поводу у нас не было разногласий.

— В 1944 году. С 1944 года до сегодня Польша была вассалом Совдепии. Одной, если можно так выразиться, советских республик. Сегодня начинается новая история Польши.

Мы выпили за Польшу, по уверению моего гостя освободившуюся от советского ига.

— И всё же, Роман, до меня не совсем доходит причина твоего возбуждения. Приятно, конечно, ничего не скажешь. Но ведь ты не поляк, а отставной генерал израильской армии. И, если я не ошибаюсь, из Польши ты фактически сбежал в 1956 году, выстрелив в командира дивизии, обычного такого польского антисемита, который наступил на твою именно еврейскую мозоль.

— Верно. Всё верно. Но ты забыл, что я в ту пору уже был полковником в польской армии. От этого ведь тоже никуда не уйдёшь.

— Не забыл. Не забыл даже, что ты был старшиной в Красной армии.

— Был. И, когда я услышу о развале советской империи, а это будет, вот увидишь, я тоже немедленно приду к тебе с бутылкой марочного коньяка, и мы выпьем за это. Ну, лехаим.

Кстати, Роман, я знаю твою биографию. Знаю её этапы. Но ты никогда в деталях не рассказывал мне о том, как началась для тебя война, что случилось с тобой в первые дни на границе.

— Рассказывал. Вот видишь. Ты же знаешь, что я был пограничником. Старшиной-пограничником, Четыре треугольника на зелёных петлицах. Вообще, конечно, это не совсем обычно, что меня, западника, бывшего гражданина Польши, не просто призвали в армию, но еще направили в пограничные войска.

Сразу после окончания школы младших командиров мне присвоили звание старшины. Я служил на заставе. Был не только старшиной по званию, но и старшиной заставы по должности.

В пять первых дней войны застава не отступила ни на один метр. На пятый день нас в живых осталось пять человек — два рядовых пограничника, сержант, я и младший политрук. Два кубика на зелёных петлицах и красная звезда на левом рукаве. Мы, конечно, знали, что воюем в окружении, но не подозревали, что находимся уже в глубоком немецком тылу.