Эльвира Барякина - Ж. Замечательных людей

Пол кусал губы, чтобы не засмеяться. Джош уловил его взгляд.

— Что?

— Для начала сходи на сайт Торговой палаты Лас-Вегаса и посмотри на рейтинг твоего агента.

— А что ему поставили?

— «F» — «кидала в особо крупных размерах».

— Это все завистники! Им завидно, что Эрни такой успешный бизнесмен, что он находит такие сделки, что…

Пол защелкал по клавишам ноутбука.

— На, любуйся.

Это было исковое заявление. Из него следовало, что Эрни Вардлоу присвоил семнадцать миллионов чужих долларов.

Джош был потрясен.

— Как он это сделал?!

История с миллионами началась вскоре после Первой мировой войны. Разоренная Германия должна была выплачивать репарации победителям, но платежи были настолько чудовищными, что страна не могла с ними справиться.

Немецкое правительство выпустило облигации и под обещание баснословных процентов распространило их по США и Европе. Но пришедший к власти Гитлер аннулировал все внешние долги, и «золотые облигации» превратились в фантики.

После окончания Второй мировой вопрос об облигациях вновь всплыл на поверхность. Германия разделилась на два суверенных государства — ГДР и ФРГ, и ни та, ни другая страна не собиралась выплачивать долги Веймарской республики [11] Веймарской республикой называли Германию в 1919–1933 года. .

Тем временем проценты накапливались. К моменту воссоединения Германии на каждую облигацию стоимостью в штуку баксов приходилось чуть ли не 800 тысяч долларов процентов.

В начале 1990-х Эрни Вардлоу работал скромным клерком в Нью-Йорке. Денег едва хватало на маленькую квартирку под самой крышей, а тут еще сосед-пьяница повадился просить у него на опохмел. Однажды он принес Эрни кипу документов, похожих на почетные грамоты.

— Ты того… Возьми… Спасибо за вчерашнее.

Это были облигации Веймарской республики. Эрни снес их в банк, будучи уверен, что через пару минут очнется миллионером.

Нудный менеджер посмотрел на бумаги через лупу:

— Сходите на блошиный рынок. Может кто-нибудь и возьмет — по доллару за штуку.

Сокровище ничего не стоило. Эрни пережил кошмарную ночь, но потом понял, что его судьба не способна на такие подлости. В течение следующего года он работал как бешеный: создал инвестиционный фонд, объявил себя финансовым гением и приступил к агитации.

— Германия объединилась и теперь она обязана платить по старым долгам. В конце концов на ее территории — наши военные базы. Мы заставим их! Все, что нам надо, — это скупить у населения облигации по доллару за штуку.

Эрни удалось собрать на свою затею около 17 миллионов. Люди в здравом уме и трезвой памяти отдавали ему все свои накопления, стоило ему нарисовать красивую стрелу на графике, летящую вверх, в бесконечность.

— Пол, не будь дураком, давай деньги! — шумел Эрни. — Завтра у тебя будет новый BMW! Причем, не машина, а завод! А еще все баварское пиво, все сосиски и Дрезденская картинная галерея впридачу!

Пол позвонил в Берлин, после чего сказал брату, что им надо серьезно поговорить.

— Твои бумаги действительно ничего не стоят.

— Как это? — возмутился Эрни. — Мы давали немцам взаймы, они на наши деньги построили фабрики… Потом на них же производили оружие против нас… А теперь они отказываются платить?!

Оказалось, что перед войной некие еврейские банкиры скупили «золотые облигации» и безвозмездно передали их Германии — в качестве доказательства лояльности Гитлеру. Банкиров все равно отправили в газенваген; облигации — в подвалы Рейхсбанка. А в 1945 году в Берлин вошли русские и все вывезли: куда — неизвестно.

— Немецкое правительство согласно погасить долги, — сказал Пол. — Но ты должен доказать, что ты перекупил их у правомочных владельцев, а не у русских, которые их похитили. В противном случае они будут считаться краденым имуществом.

Полчаса Эрни орал, что это произвол, и пусть эти сраные немцы сами докажут, что облигации краденые. Но потом успокоился и решил, что не все так плохо.

На счетах его компании лежали миллионы, которые он не успел потратить на скупку облигаций. Эрни взял в аренду роскошный особняк, гоночный автомобиль и дюжину прелестных женщин. Два года жил как падишах… а потом был суд.

Разъяренные инвесторы требовали крови Эрни, но его договоры были составлены так хитро, что все растраты списывались на представительские расходы. А что облигации не удалось реализовать — так то вина не Эрни, а правительства Германии.

Джош с уважением посмотрел на Пола.

— Ты бумаги составлял?

Тот неопределенно качнул головой.

— Не имеет значения. Я надеюсь, ты понял, что с Эрни можно связываться только ради криминального репортажа?

Джош уныло листал буклеты.

— Все-таки ты, Пол, нехороший человек. Тебе ничего не стоит убить чужую мечту… У меня ж душа пела!

Пол хмыкнул.

— И я даже знаю, какую песню.

Money, money, money

Must be funny

In the rich man’s world [12] Песня группы ABBA: «Деньги, деньги, деньги, должно быть здорово жить в мире богатых».

Остаток вечера Джош посвятил критике мира капитала вообще и торгашеской системы Америки в частности.

— Мне нужна другая страна! — заявил он и пошел ужинать в «Макдоналдс».

РОДИНА

3 мая 2007 г.

Когда я рассказала папе, что Джошу наскучила Америка, он ликовал как Александр Невский, заваливший псов-рыцарей.

— Скажи ему, чтоб приезжал к нам! Я его в Музей Красной Армии свожу! На рыбалку съездим, в баньке попаримся!

Джош почти не общается с дедушкой: раз в год по велению Лели напишет поздравительную открытку с «Я» как «R» и раз в полгода поговорит по телефону.

Я один раз наблюдала за процессом:

— Привет, дед… Это я… Нормально… Чем занимаюсь? Ну, на интернете торгую.

Джош отставил трубку на полфута и принялся смотреть вдаль.

— Ты чего? — шепотом спросила я.

— А, дед читает лекцию о честном труде.

Через пять минут Джош вновь приник к телефону:

— Ну на фига мне базовое образование? Херня какая!

И снова отвел трубку.

Если бы не советская власть, из папы б вышел страстный проповедник. Он с таким жаром вовлекает всех в свою веру, что с ним неудобно спорить: начинаешь чувствовать себя предателем Родины в особо крупном размере.

Я понимаю, что папин патриотизм — это его стержень, но еще с подростковых времен у меня осталась бессердечная привычка спорить.

— Пап, да не поедет Джош никуда.

— Как это не поедет? Здесь его Родина! И он обязан ее любить.

Мы шумим целый час. Я спрашиваю папу, любит ли он Камчатку, на которой никогда не бывал, и отвалившиеся от СССР республики.

— Ведь так не бывает — до развала Союза «люблю», а после — «не люблю». Патриотизм не возникает по отмашке политиков, верно?