Нодар Джин - Повесть о глупости и суете

— Я не это имею в виду, — качнул он головой. — Хотя вы правы, выжил, и это тоже, как выяснилось, — к везению…

Я растерянно кивнул головой и промямлил:

— У меня тоже, знаете, сердце, и мне тоже недавно повезло…

— Я видел! — хихикнул Стоун и поддел меня локтем в бок.

— Да? — спросил я. — Что вы имеете в виду?

— Пожалуйста, пристегнитесь! — встрянула вдруг Габриела, но, не остановившись, прошагала мимо. За гардину.

Стоун кивнул ей вслед и снова шепнул мне:

— Ну, видел я, видел… — и кивнул теперь вверх. — Там видел… Вас и её… Вместе… Ну, очень вместе…

— Нет, — обомлел я. — Это не то, что вам показалось…

Стоун, к изумлению Займа, расхохотался и склонился ко мне:

— Вы не поверите, но мы ей сказали то же самое!

— Кому? — не понял я.

— Вашей Габриеле. Это, мол, не то, что вам кажется! — и снова расхохотался, расстроив Займа окончательно.

— Так и сказали? — поразился я. — Так это были вы? Я имею в виду — именно вы так сказали?

— Оба! И я, и она. А что тут ещё скажешь?

— Она тоже так сказала? Кто это она?

— «Кто это она?» — передразнил он меня. — А вы тоже ведь хитрец: добиваетесь, чтобы я назвал имя, хотите проверить — знаю я всё или нет, да? Да, знаю! — и, оглянувшись, снова хихикнул, а Займ начал себя осматривать.

— Вы меня сбили, — признался я. — Кто «она тоже»?

— Нет, — мотнул головой Стоун. — Имени как раз не скажу, скажу просто, что всё знаю. А вот она, кстати, сама! Хай!

— Хай! — ответила Джессика и опустилась в кресло, принадлежавшее раньше Стоуну. — Хай! — повторила она мне и теперь уже не прикрыла губы ладонью, потому что они были аккуратно закрашены. — Хай! — улыбнулась она и Займу.

— Хай, хай! — усердно закивал головой Займ. — Как самочувствие, мисс Фонда? Так долго вас не видели! Соскучились, хотя только что смотрели ваш фильм. Какое понимание характера! И чутьё! А в жизни вы ещё добрее: мистер Стоун рассказал тут, пока вы задержались, что если б не вы, он бы не вытянул… Вы, ей-богу, супер!

Джессика, чуть смущённая, подала голос не ему, а мне:

— Ещё раз, пожалуйста, извините!

Я не понял её, ибо старался сейчас понять не её, а Габриелу, скрывавшуюся за гардиной и подсматривавшую за Джессикой. Я представил себе её смятение при виде хлопотавших за другою гардиной, наверху, Стоуна с Джессикой. Понять её было нетрудно: откидываешь гардину, ожидая увидеть труп, а труп не только жив, но трахает на диване звезду экрана и поборницу прав! Конец цивилизации! По крайней мере — в её привычной форме.

— Она обращается к вам! — окликнул меня Займ.

— Кто? — очнулся я.

— Как кто? Мисс Фонда. Просит у вас извинения, — сказал Займ, развернулся к ней и от моего имени попросил, в свою очередь, извинения у неё. — Тут шумно, Джейн: уже садимся — и он не слышит… За что, извините, он спрашивает вас, вы извиняетесь?

— Скажите: за инцидент в туалете — он поймёт…

— За инцидент в туалете? — Займ побледнел и повернулся ко мне. — Она сожалеет за инцидент в туалете…

— Я всё слышал, профессор, — кивнул я. — Спасибо.

— Кстати! — обратилась ко мне Джессика. — Он уже знает…

— Я? — выдавил Займ. — Я ничего не знаю!

— Я говорю о мистере Стоуне, — сказала она.

Займ умолк, а Стоун снова толкнул меня локтем:

— Я же вам говорил: я всё уже знаю! И, знаете, знаю, что знаете всё и вы! Ну, вы-то, оказывается, знали с самого начала, а мне она сказала об этом только в конце…

Перестал понимать и я. Стоун это понял и объяснил:

— А пока она не сказала, я думал, что это не она, а она…

— Да? — спросил я.

— Да. Хотя, если честно, — и захихикал, — я-таки почувствовал что-то знакомое: я ж, вы знаете, был уже, извините, с ней дважды… Раньше… Ну и чувствую что-то знакомое, но потом думаю — ещё бы! Все ведь женщины там одинаковые! Всё на свете зависит вот от какого места! — и, рассмеявшись, стукнул себя пальцем в висок.

Займ принял этот жест на свой счёт, возмутился и задрал голову.

— А потом она мне всё рассказала. Призналась, что она — это не сама она, а она сама, — не унимался Стоун. — Я сперва расстроился: такой был праздник! Звезда и… поборница! Потому, может, я и вытянул…

— Мэлвин! — не понял я. — Почему вы мне это рассказываете?

— Это она попросила, потому что вы знакомы с самой, да? С настоящей Джейн.

— Она попросила? …А что значит «такой был праздник»?

— Это невозможно описать, потому что это — в голове! Вы любите поэзию? — и, не дожидаясь ответа, Стоун заключил. — Это было как поэзия! — и улыбнулся: сравнение ему понравилось.

— Да? — не понял я. — Я не понял. Почему — как поэзия?

— Ну, лучше, чем проза! — и снова остался доволен.

— А как сейчас? После того, как вы узнали, что она не она?

— А сейчас тоже хорошо, потому что я подумал: вот я бывал с ней раньше — и было как проза. Но я мечтал, что когда-нибудь будет не она, а настоящее — как поэзия. И вот сегодня я-то думал, что это настоящее, понимаете? А потом понимаю вдруг, что это — то же самое! Вы меня понимаете? И мне сейчас даже лучше: я сейчас понимаю, что всё на свете — то же самое! Я, наверно, говорю глупо, да?

Я не нашёл что ответить и воскликнул:

— Что вы! — и, откинувшись в кресле, дал ему понять, что «корабль дураков» приближается к земле, и пора отвернуться к окну. — Что значит «глупо»? «Глупо», «не глупо» — это ведь тоже то же самое…

Он заглянул мне в глаза и произнёс:

— А я питаю к вам искреннее уважение!

— Я тоже, — ответил я и замолчал.

Потом поправился:

— Я тоже питаю к вам уважение.

— Да? — обрадовался Стоун. — А за что?

Я подумал и нашёл искренний ответ:

— За то, что выжили.

Старушка с печенью в переднем ряду принялась уже припудривать для лондонцев синюю бородавку на лбу, а закрылки за окном задвигались на проворных штырях. Свет в небе слабел, отчего краски внизу — зелёные, синие и жёлтые участки земли — обретали промежуточные оттенки, намекая, что скоро сольются в единый глухой цвет.

Когда самолёт нырнул вниз ещё несколько раз, посреди зелёных полей проступили светлые сгустки поселений. Машину наклонило вниз, и она пошла медленно, как если бы собиралась остановиться в воздухе и зависнуть над землёй. Под крылом не спеша оборачивался и уползал назад оранжевый холм, а когда он исчез, я разглядел внизу на сером шоссе одинокий белый автомобиль с включёнными фарами.

Шоссе было прочерчено через зелёные поля от белого городка со средневековым замком в середине до другого точно такого же городка с таким же замком.

Я отметил про себя, что вижу длинную дорогу между двумя поселениями людей и вижу ещё машину на дороге, а в машине — представил я — сидит небритый и уставший человек. Эта нехитрая картина показалась мне вдруг удивительной по каким-то не ясным причинам.