Нодар Джин - Я есть кто Я есть

Все — суета. И все на свете всуе. И что за польза человеку от трудов? Уходит род один, другой приходит, но ничего с землей не происходит, а жизнь такая же, увы, какой была. Восходит солнце, и заходит солнце, и вновь вернется к месту — где взошло. На юг промчится ветр, но повернет на север, и на ходу своем завертится потом: он покружит по свету и вернется на север с юга, с севера — на юг. Бежит вода в реке, стекает к морю, но море не наполнится вовек, как сколько б слов ни развелось на свете, — их никогда не хватит для всего; как глазу мало, сколько б он ни видел, как слуху мало всех на свете слов. Все будет так, как много раз бывало, все будет делаться, как делалось уже; и что бы впредь на свете ни случилось, — случалось ранее под солнцем и луной. Вот говорят порой: «Смотрите, чудо! Такого не бывало никогда!» Увы, бывалo, хоть бывало в годы, когда не мы — другие были тут. О них, других, мы ничего не помним, как те не помнили о тех, кто был до них,

и как о тех, кто нам придут на смену, не будут помнить кто придут потом.

(Мудрость есть суета)

Я Когелет, был поставлен царем над Израилем в Иерусалиме. И решил я в сердце своем постигнуть разумом все, что вершится под небом. Это пагубное занятие Господь дал сынам человеческим, чтобы они мучили себя им. Видел я все, что случается под солнцем, — и вот что я думаю: все суета и ветреные затеи. Мне думалось так: я величественнее и мудрее всех, кто царствовал до меня в Иерусалиме, и постиг я немало тайн и премудрых знаний. Но когда углубился я в мудрости своей и призадумался, наконец, над разницей между мудростью и безумием, то понял, что мудрость — дело пустое. Ибо чем больше мудрости, тем больше смущения, а умножение знаний есть умножение печали.

(Богатство есть суета)

Решил я испытать свою душу всяким добром, но и это оказалось суетой. Предпринял я великие дела: настроил себе дома, насадил виноградники, разбил сады и рощи, приобрел слуг и служанок, скопил серебро и золото, вывез драгоценности из соседних стран. Я не отказывал своим глазам ни в чем, чего бы они не потребовали, и взглянул я потом на свои дела, — и вот что я думаю: все суета и ветреные затеи, и нет ни в чем никакого смысла. Я возненавидел жизнь, мне опротивело все, что случается под солнцем, ибо все есть суета, и все — затеи ветреные.

(Жизнь есть суета)

Участь человека и участь скотины — одинаковая: как умирают одни, так умирают и другие. У всех одинаковый дух, и человек не лучше животного. Все суета: все произошло из праха, и все обратится в прах. Кто знает, — дух сынов человеческих восходит ли к небу, а дух животных нисходит ли в землю? Не раз был я свидетелм тому, как над человеком творится насилие. Плачут угнетенные, и никто не утешает их; притесняют несчастного, но никто не заступается за него. И вот решил я, что мертвые счастливее живых. Но счастливее и живых и мертвых тот, кто еще не рождался, кто не наблюдал еще зла, творящегося под солнцем. Приходилось мне также видеть как хоронят грешников, как приносят их к святому месту и славословят там, где они когда-то бесчиностсовали. Вот вся земная суета: с праведниками происходит то же самое, что с грешниками, а с грешниками обходятся так же, как с праведниками. И спрашиваю я: это ли не суета?

И обратил я душу свою к веселью, ибо нет ничего лучшего для человека, нежели пить вино, есть и веселиться. Это и только это оставлено человеку в ниспосланной Господом жизни. Итак, иди, пируй и наслаждайся, и ешь свой хлеб, и пей свое вино, и предавайся радостям любовным с желанной и возлюбленной женой. Иди, пируй, покуда дни не вышли, отпущенные Господом тебе, пока не вышла жизнь твоя земная, наполненная суетой сует.

Поэтическая сущность еврейского интеллекта ярче всего проявилась в книге Теилим, т. е. Славословия, сборнике 150 приписываемых царю Давиду псалмов — песней и гимнов — религиозно-лирического содержания. Еврейская традиция, в отличие от христианской, не признает никакого посредничества между человеком и Богом: каждый из людей постигает Бога в непосредственном с Ним диалоге, который каждый ведет на свой лад. Единственное, что требуется от человека — это безоглядная искренность, почему, собственно, людская речь, обращенная к Богу, исполнена то неизбывной печали, то радости и ликования, то чувства неуверенности, страха и одиночества, а то смутного ощущения торжественной близости непостигнутых еще истин. Именно таким человеком и предстает перед нами тот, кто сочинил псалмы Давида, — разнообразным, как дни и часы самой жизни, но всегда одинаково доверенным Богу и Его мудрости, что определяет, согласно традиции, мудрость самого псалмопевца. Вот почему многие из сочиненных им песен включены в канонический свод еврейских молитв. Что же касается философского духа псалмов, содержание его станет более ясным, если свести его к тому особому интеллектуальному переживанию, которое философ И.Кант испытал при прочтении одного из псалмов: «Звездное небо надо мной и нравственный закон в моей душе, — вот две вещи, которые наполняют меня бесконечно обновляющимся чувством восхищения и благоговения».

Псалом 49

Прислушайтесь ко мне, народы мира,

Внимайте, люди, слову моему.

Послушай, стар и млад, богач и нищий,

Я вам открою истину свою.

Я часто говорил себе: «Не бойся

Последних дней и времени суда,

Когда за прегрешения земные

Тебя пытать возьмутся небеса!»

Премудрый смысл любимого реченья,

Созревшего в моей душе, как плод,

Я напою сейчас под звуки гуслей,

Наговорю, как притчу, я для вас.

Скажите мне, скажите, заклинаю,

Случалось ли, чтоб кто-нибудь не пал,

Чтоб кто-нибудь остался жить навечно,

Чтоб хоть один могилы миновал?

Вот богатей лежит в земле, вельможа,

Скупавший все на золото свое,

Но он, увы, ни за какие деньги

Не выкупил и вздоха у небес.

Всему цена, всему на свете мера,

Назначенная Богом и людьми,

Но только нет цены и нету меры

Душе людской. Нет выкупа за жизнь.

Погибнут все. Сойдет в могилу каждый,

Невежда сгинет так же, как мудрец.

Умрет и тот, кто думает о смерти,

И тот, кто думает, что не умрет вовек.

Но трудятся глупцы, копают, строят

И превращают в крепости дома, -

Увы, умрут; увы, в могиле сгинут,

Оставив все добро другим глупцам.

Всю жизнь глупцы жилища укрепляют,

Как будто б жить в них будут без конца,

И имена свои дают именьям,

Как будто б им иметь их без конца.

Недолго им владеть своим владеньем,

Недолго жить глупцам в своих дворцах:

Наступит час, — и гордеца настигнет

Смертельная коса, как нож — быка.

Убойному быку подобен глупый,

Скотине и глупцу — одна судьба.

Увы безумцам всем, в свои влюбленным